По стенам коридора были развешаны чучела крокодилов, сов и летучих мышей.

– Бр-р! – Надежда Николаевна передернула плечами. – Это что – уже часть вашей экспозиции? Какое отношение к чертям имеют эти бедные животные?

– Никакого! Абсолютно никакого! – заверил ее экскурсовод своим блеющим голоском. – Просто в соседнем доме раньше располагалась мастерская таксидермиста…

– Чучельника?

– Совершенно верно, чучельника. Так вот, несколько лет назад таксидермист вышел на пенсию, мастерская закрылась, а эти невостребованные чучела он подарил нам. На добрую, так сказать, память, презент соседям. Ну, мы их и развесили здесь, так сказать, для создания настроения…

– Да уж, настроение они создают! – признала Надежда Николаевна, опасливо покосившись на крупного крокодила, который, казалось, смотрел на нее с аппетитом.

Ей стало как-то неуютно, и она прибавила шагу, чтобы не отставать от экскурсовода.

– Простите, – проговорила она, догнав его, – я не запомнила ваше имя-отчество…

– Луций Ферапонтович, – охотно повторил старичок.

– Редкое какое имя… да и отчество!

– У нас в семействе эти имена традиционные. Луцием меня назвали в честь деда, он тоже был Луций Ферапонтович, а батюшка мой, как вы понимаете, звался Ферапонтом Луциевичем… ну и так далее, так далее, до десятого колена… конечно, может быть, и дальше, но до десятого я вам гарантирую!

С этими словами экскурсовод отдернул черную бархатную портьеру, пропуская Надежду Николаевну в большое круглое помещение, слабо освещенное несколькими свечами, расставленными вдоль стен в закопченных канделябрах.

Дуновение воздуха от качнувшейся портьеры поколебало пламя свечей, и по комнате пробежали живые таинственные тени, придав и без того мрачному помещению совершенно устрашающий вид.

Из темных углов на Надежду уставились горящие глаза невиданных демонов и чудовищ.

Надежда Николаевна всегда считала себя женщиной решительной, трезвой и здравомыслящей, в бытность инженером она не боялась начальника режимного отдела Прохора Виевича Упыренко и даже известную на весь институт вахтершу Зою Никитичну по кличке Зоя Космодемьянская, перед которой робел даже главный инженер Семен Аполлонович Плотва. Но сейчас, в этом темном сводчатом помещении, она испытала какой-то непонятный, мистический страх.

Надежда негромко вскрикнула и схватилась за плечо своего провожатого. При этом у нее возникло странное и неприятное ощущение, что под потертым пиджаком старичка нет обычной человеческой плоти, а только сухие хрупкие кости.

Луций Ферапонтович протянул руку, щелкнул выключателем, и комната озарилась ярким электрическим светом.

– Прошу меня извинить, – произнес он с едва скрытым удовольствием, – забыл, какое впечатление производит эта комната на неподготовленного человека.

При этом губы его тронула легкая усмешка, и Надежда Николаевна поняла, что этот драматический эффект был частью заранее обдуманного представления.

– Итак, позвольте познакомить вас с нашей экспозицией! – заговорил экскурсовод хорошо поставленным голосом. Он встал в третью позицию, изящно отставил свою тросточку и произнес: – Для начала хочу обратить ваше внимание на то, что хотя наш музей и называется Музеем чертей, такое легкомысленное и несерьезное название не должно вводить вас в заблуждение. Наш музей не относится к тем сомнительным учреждениям, которые предлагают на потребу невзыскательной публике вульгарные поделки, кустарные изделия и дешевую сувенирную продукцию.

Нет, в нашей экспозиции представлены только подлинные объекты и артефакты, имеющие непосредственное отношение к многовековым контактам человечества с тем, не побоюсь этого слова, высшим существом, которому мы обязаны многими тайными знаниями…

– Вы имеете в виду?.. – начала Надежда, но экскурсовод поднес палец к губам, призывая ее к молчанию:

– Тсс! Он не любит, когда его называют по имени! Но если вас интересуют обычные, банальные черти – то вот, пожалуйста, для вас имеется соответствующая продукция. – И он показал стеллаж, заставленный знакомыми Надежде чугунными, деревянными и керамическими чертиками. Чертики были забавные и нисколько не страшные – один из них показывал язык, другой, казалось, специально для Надежды состроил уморительную гримасу. – Но я вижу, что вы пришли сюда не за этим! – с пафосом проговорил Луций Ферапонтович. – По вашему лицу я вижу, что вы пришли сюда в поисках подлинного знания!

С этими словами он подвел Надежду Николаевну к первой от двери витрине.

В этой витрине под толстым стеклом лежал серый камень с отчетливым отпечатком раздвоенного копыта.

– Здесь вы видите самый древний из наших экспонатов. Это так называемое Чертово копыто из деревни Ведьмин Бор Нижегородской губернии. Отпечаток на камне датируется пятым тысячелетием до нашей эры. Местные жители поклонялись ему испокон веков, а до распространения христианства приносили ему даже человеческие жертвы… По неподтвержденным, но вполне заслуживающим доверия сведениям, еще в шестидесятые годы девятнадцатого века в жертву Чертову копыту был принесен мелкий чиновник губернской управы, проводивший перепись населения… Больше того, скажу вам по секрету, – экскурсовод понизил голос и огляделся по сторонам, как будто опасался, что его подслушают, – всего пятнадцать лет назад при очень подозрительных обстоятельствах исчез бухгалтер сельсовета Опупеев…

– Надо же! – Надежда удивленно разглядывала камень. – А с виду – обычное козье копытце…

– Что вы. – Экскурсовод тонко улыбнулся. – Этот отпечаток изучали сотрудники Зоологического института и однозначно заявили, что он не подходит ни одному представителю отряда парнокопытных. Ни ныне живущему, ни вымершему…

– Что вы говорите! – Надежда взглянула на камень с еще большим уважением.

– А вот здесь вы можете увидеть первый по времени артефакт, самое раннее рукотворное изображение, так сказать, нашего главного героя. – Старичок перешел к следующей витрине и показал Надежде небольшую фигурку, с большим искусством вырезанную из плотной желтоватой кости. Фигурка представляла собой сгорбленное существо на двух кривых ножках с копытцами, с рогатой головой и козлиной бородкой. Надежда Николаевна невольно взглянула на экскурсовода и отметила его несомненное сходство с артефактом.

– Это так называемый неолитический Вельзевул, – пояснил ей Луций Ферапонтович. – Фигурка вырезана из бивня мамонта и датируется серединой второго тысячелетия до нашей эры. Служила объектом поклонения первобытных племен, кочевавших в верховьях реки Подкаменной Балбески…

– Выходит, этой фигурке больше трех тысяч лет! – с невольным уважением проговорила Надежда Николаевна. – И такая удивительно тонкая работа!

– Вы правы, – подтвердил старичок. – Особенно восхищает поразительное сходство с оригиналом!

– С оригиналом? – удивленно переспросила Надежда. – Но кто же его видел, оригинал-то?