Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты мне совсем не нравишься, если ты это хотел знать. А теперь убирайся, пока Патрик не застал нас вместе и не надавал тебе по физиономии.
— Я думал, что ты и я… я и ты… — заикаясь бормотал бедный Цицерон, точно струсивший дурачок.
Марине стала жалко его еще больше.
— Луси от тебя без ума, — вдруг выпалила девушка, вспомнив данное по чистой случайности нетвердое обещание, которое можно было даже выполнить. — Она умеет сопереживать, — добавила она. Это были единственные лестные слова, пришедшие ей в голову.
После этого Марина бросилась бежать, не оглядываясь, и бежала до самой опушки, чтобы ей не пришлось сочувствовать раненому компьютерному фанатику и дальше.
Остановить Цицерона можно было, лишь ранив его. Только проявив к нему неприязнь, можно было добиться, чтобы он не шел за ней.
Какая же отвратительная штука жизнь!
Решение Марины оказалось абсолютно верным. На опушке леса ее ждали, нетерпеливо нарезая в воздухе круги. Пурпурная фея и Лилиан, к ее удивлению, знали все о ее самом последнем решении.
— Плясун сбежал, — сообщила Марина, испытывая раскаяние.
— Нам уже все известно.
— Как вы узнали об этом? — удивилась девушка не без основания.
Как-никак она придумала это оправдание лишь мгновение назад.
— Мы, феи, знаем все.
Марина старалась вести себя крайне сдержанно.
В таком случае они должны были знать, что она отъявленная лгунья, изменница и комедиантка.
Человеческими качествами и чисто внешне Марина уступала своей сестре Анхеле тысячу пунктов.
Марина никогда не станет такой, как Анхела, Марина никогда не будет годиться ей даже в подметки. Может, настало время признать свою ошибку и идти на попятную?
Из того, что она предстанет перед королем Финваной и всем двором Туата Де Дананн, притворившись своей замечательной сестрой, не может получиться ничего хорошего.
Марина страшно опозорится, после чего страдания Анхелы лишь возрастут.
Но она сама наконец избавится от этой недружелюбной феи, которая уже сколько раз бросала ее в беде и совсем не годилась ей в крестные матери. Все это было обманом, иллюзией, разбудившей в Марине желание превратиться в бледное и неправдоподобное отражение старшей сестры. Наконец-то этот мыльный пузырь лопнет!
Прошло всего нескольких дней, а Марина уже совсем утратила облик Анхелы и приобрела чистый и простой облик Марины. И как бы она ни хотела, как бы ни старалась, она все равно никогда бы не смогла стать нежной, сопереживающей, щедрой и сообразительной, как ее старшая сестра. Марина даже не могла стать симпатичной.
В довершение всего она бросила Цицерона среди леса, а еще хуже — толкнула его в объятия Луси. Марина зря так разговаривала с Цицероном, а когда она представила, что он погибает в море человеческих слабостей Луси, у нее началось сильное покалывание в затылке, что-то вроде неожиданной аллергии.
Марина зашла слишком далеко и чувствовала, что не в силах продолжать этот фарс. Ей оставалось только признать, что она никогда в жизни, как бы ей этого ни хотелось, не станет Анхелой, так как Анхела неповторима, реальна и уникальна.
Как раз в это мгновение, когда Марина решила выбросить полотенце и признать свое поражение, случилось нечто совершенно неожиданное.
— От Анхелы дарую тебе голос, взгляд и красоту. Без страха оставь свое тело и отправляйся в приключение, — спокойным голосом произнесла Пурпурная фея.
— Улыбайся, слушай, понимай. Забудь Марину и учись, — твердила Лилиан, взмахнув своей крохотной палочкой.
— Изящная, как роза, благоухающая, как жасмин, неуловимая как бабочка, мечтай, девочка, мечтай и летай одна.
Обе феи, напевая вполголоса, порхали вокруг головы Марины, осыпая ее ливнем тончайшего золотого порошка фей.
Они творили колдовство.
Марина догадалась об этом, когда почувствовала щекотку — от ступней та поднималась вверх по ее ногам, извиваясь точно змея, потом перебралась на руки, ладони, шею, равномерно растекаясь по ее груди, спине, голове и проникла в ее тело, пронизав все ее клетки.
Вдруг Марина ощутила столь сильный рывок в суставах, что подумала, будто умрет от вывиха. Ее кости извивались, точно желе, волосы стремительно вытягивались, глаза дрожали, как две порции холодца, а кожа горела.
Охваченная судорогами, Марина упала на землю, считая, что это наказание за ее слабости, однако когда боль утихла, она обнаружила, что обе феи, вскинув палочки, довольно улыбаются.
Они поздравили ее в один голос:
— Это фантастика!
— Финвана наверняка будет повержен и падет к ее ногам.
— Как она красива!
Марина с трудом поднялась и первым делом заметила, что штанины ее брюк, которые раньше волочились по земле, сейчас едва ее касались. Она выросла?
Марина осторожно коснулась своих лица и волос и испытала странное ощущение: ее нос стал тоньше, губы — полнее, лоб — шире, а волосы — она с удивлением потрогала их и не смогла поверить — сверкали точно золото и были столь же длинными, как у Анхелы. Затем Марина уставилась на свои руки — они были тонкими, чувственными, изящными и с точно такими же длинными ногтями, как у сестры. Они казались копией рук Анхелы.
Марину охватило сомнение.
— Мне нужно зеркало, я хочу посмотреть на себя.
Она тут же прижала руку к губам, ибо голос, вырвавшийся из ее горла, был голосом Анхелы, музыкальным и более высоким, чем Маринин.
А это означало, что… Марина быстро коснулась своей груди. Действительно, та стала пышной и на этот раз действительно принадлежала ей, а не была обременительной, как носки, которыми был набит лифчик на два размера больше.
Марина провела ладонями по новым контурам своего тела и обнаружила, что ее бедра стали шире. Это могло означать, что ее глаза, вероятнее всего, теперь голубые, как небо.
— Я — Анхела? — спросила она с неподдельным удивлением.
— Пока еще нет, — откликнулась Лилиан. — Недостает некоторых мелочей, — фея коснулась Марины палочкой, и неожиданная дрожь привела в замешательство эту едва вылепленную Анхелу, ставшую болтать безо всякой причины:
— What are you doing? Qu’est-ce vous faites?[6]
К своему удивлению, Марина повторила эту же фразу на более чем пятидесяти языках, ряд которых были столь же непонятны, что и строение звезд, высыпавших на небосводе.
— Вы наделили меня даром общения на иностранных языках?