– Но в таком случае, – недоуменно произнес Завадский, – этого хваткого капитана следовало к награде представить. Орел!

– Чересчур упрямый, с норовом, – поморщился Конягин. – Осел, а не орел. Поступил приказ инцидент замять, а американцев отпустить, принеся извинения. Думаешь, Хват подчинился? Потребовал, чтобы их арестовали и предали суду как диверсантов и шпионов.

– Потребовал он! – возмутился Завадский так, словно строптивый капитан лично ему осмелился норов показывать.

– Между нами, девочками, говоря, – Конягин понизил голос, – поначалу все к тому и шло. Но потом в Кремле предпочли с Белым домом чересчур не задираться, а Хвату это не понравилось. Он командующего миротворцами в измене родине обвинил и отказался участвовать в этой мышиной возне, как он выразился.

– Так его судить надо было! Почему под трибунал не отдали?

– Сжалились. Все-таки геройский офицер, бедовый. Кроме того, в ГРУ у него высокие заступники нашлись, вмешались. Списали капитана в запас, тем и ограничились.

– Восстанавливаться Хват пытался? Жалобы строчил?

– Нет, – покачал головой Конягин. – Гордый очень.

– Это хорошо, – кивнул Завадский. – Нам это на руку. Хвата надо не только материально заинтересовать, но и на его самолюбии сыграть. Улавливаешь мою мысль?

Ноздри Конягина, втянувшие все усиливающийся запашок перегара, затрепетали.

– Улавливаю, – подтвердил он. – Конечно, улавливаю.

– Где сейчас этот Хват находится? – продолжал расспрашивать Завадский. – Чем занимается?

– Проживает в столице вместе с сестрой, холост, подрабатывает в различных охранных агентствах. В свободное время попивает и дурью мается.

– Это само собой, это я понимаю. – Побарабанив пальцами по столу, Завадский решил, что самое время проинструктировать заместителя и отправиться на военный аэродром, а оттуда на простор речной волны.

– Значит, так, подход к капитану ищи уважительный, нахрапом не действуй. Непременно аванс выдай, но не забудь намекнуть, что ему поручается дело государственной важности…

– Насчет аванса, – быстро сказал Конягин. – По какой статье деньги проводить?

– По карманной статье, Павлуша, по карманной. Заплатишь Хвату из личных сбережений. Это твоя головная боль. – Предвидя возражения, Завадский насупился: – Не вздумай жмотничать. Упустишь капитана – сам в Чечню полетишь, в качестве Рэмбо. Кстати, в деле его фотографии имеются?

– Имеются, – буркнул Конягин. Подъем, который он испытывал еще минуту назад, сменился полным упадком. Годы брали свое.

– Дай-ка взглянуть, – распорядился Завадский, протягивая руку с требовательно шевелящимися пальцами.

– Пожалуйста.

– Спасибо, Павлуша. За все спасибо.

Завладев снимками, хранившимися в специальном конверте, генерал-майор разложил их перед собой и сосредоточенно засопел. Капитан Хват не производил впечатления отчаянного головореза, способного в одиночку расправиться с Черным Вороном. Симпатягой он тоже не был. Даже на групповом снимке боевых офицеров, где все жизнерадостно скалились в объектив, этот тип сохранял отстраненное, замкнутое выражение лица.

Приподнявшись с места, Конягин навис над столом, ткнул пальцем в одну из фотографий и прокомментировал:

– Это он в Балашихинском учебном центре «Вымпел». Обрати внимание на его глаза. Так обычно хищник зыркает, а не человек, это я тебе как бывалый охотник говорю. Я как снимок увидел, так и решил: этот Хват нам однажды пригодится, еще тот зверюга. Зенки-то у него рысьи.

– Вот и запрягай его, своего человека с глазами рыси, – буркнул Завадский, отодвигая фотографии подальше. – А потом о его дальнейшей судьбе не забудь побеспокоиться. Меня больше в эти дела не впутывай. Я, Павлуша, рыбак, а не охотник. Меня Волга-матушка дожидается. Моя удочка торчком, девки падают ничком, хе-хе.

– Остался бы, Николай, – просительно прогудел Конягин. – Вместе оно как-то надежней.

– Ага, нашел дурака. – Завадский опять захихикал, грозя заместителю пальцем. – Знаешь, какие на Волге белорыбицы обитают? Возьмешь такую за жабры… у-у, ни в сказке сказать, ни пером описать. Титьки – двумя руками не обхватишь.

– У белорыбицы? – усомнился Конягин. – Титьки?

– Еще какие!

– Где это видано?

– Места надо знать, Павлуша, заповедные места. – Завадский встал, давая понять, что разговор закончен.

Он выглядел вполне беспечно, только подвижный бледный нос по-прежнему ходил ходуном, как у принюхивающейся крысы. Впрочем, негоже сравнивать русского генерала с каким-то там беспородным пасюком. У крыс не бывает лоснящихся щек бурячного цвета. И погоны они не носят, и спирт не употребляют, и штабами не командуют. Жрать да пакостить – вот их единственное призвание. Имеются в виду крысы. О генералах разговор особый.

– Ну? – Гелхаев вопросительно посмотрел на племянника, возникшего в дверях тренажерного зала.

По утрам здесь надлежало крутить педали бесколесного велосипеда и перебирать ногами на полосе беговой дорожки, не ведущей никуда. Гелхаев терпеть не мог физических упражнений, но заниматься спортом ему порекомендовали в президентской клинике, а разве можно не доверять тамошним врачам, берущим за прием четыреста долларов?

За право консультироваться у них пришлось выложить кругленькую сумму на закупку медицинского оборудования да еще заплатить за рекомендации двум заслуженным артистам и одному ничем не прославившемуся госчиновнику из Министерства культуры. Затраты того стоили. Теперь Гелхаев имел доступ в самую элитарную больницу столицы, поддерживал в организме витаминный баланс и начинал каждое утро в собственном тренажерном зале. А какой-то двоюродный племянник, седьмая вода на киселе, осмеливался прерывать процесс оздоровления организма. Мнил себя дядиным любимчиком. Хлопал своими телячьими глазищами и требовал к себе внимания.

– Ну! – раздраженно повторил Гелхаев, переставая вращать педали. Это емкое русское словечко постоянно звучало в доме, хотя общаться здесь было принято исключительно по-чеченски. Все, кому выпала честь обитать в стенах гелхаевского особняка, являлись выходцами из одной и той же маленькой, но очень независимой республики, где, как в Греции, было все… кроме денег. Их приходилось добывать в ненавистной России.

– Там тебя Ник дожидается, дядя, – развязно доложил Ильяс. – Говорит, дело срочное. Заводить его?

– Что за Ник? – вкрадчиво спросил Гелхаев, который, как глава тейпа, не мог допустить, чтобы его тревожили по пустякам.

Находись под ним горячий скакун, а не велотренажер, он бы обязательно привстал в стременах. За отсутствием таковых пришлось просто распрямиться, высвобождая из-под живота добрую половину ляжек. Знающие люди, завидя Гелхаева в столь воинственной позе, непременно рассыпались бы в тысячах извинений и поспешили удалиться, раболепно пятясь, но желторотый Ильяс продолжал как ни в чем не бывало: