он роет каналы на пойме, ведущие к входу в дом. Их он использует также для сплава веток и распиленных на части (зубами, конечно) стволов. На месте бобрового лесоповала остаются пеньки, похожие на заточенные карандаши.

Неудивительно, что некоторые племена североамериканских аборигенов считали бобра своим предком. Возможно, люди учились у этих животных создавать свои первые гидротехнические сооружения.

«Бобры, – писал французский биолог Г. Купен, – прекрасно знают, что их плотины служат для удержания воды на постоянном уровне. Доказано, что насыпные плотины снабжены протоком и, кроме того, размеры такого проточного канала изменяются сообразно с количеством воды в разное время. Точно так же бобры облегчают или задерживают проток воды сквозь плетневые запруды, смотря по её количеству; иначе бы хижины затоплялись и даже обнажались бы их подводные апартаменты. Во время больших разливов это иногда случается, бобры не могут установить достаточного стока воды, и плотины заливаются. Когда вода спадает, они исправляют повреждения».

Нередко на реках бобры устраивают целый каскад запруд. Возможно, они тем самым добиваются устойчивости основной, центральной плотины. Более вероятно, что сказывается семейная организация животных: они воспитывают детей до трёхлетнего возраста. Затем молодое поколение переходит на участки по течению реки или на новые места.

…Считается, будто человек первым стал изменять окружающую природу, приспосабливать её к своим потребностям. Данные примеры показывают, что в этом он был, по меньшей мере, вторым.

В географии принято называть инженерно-хозяйственную деятельность человека «антропогенезом» (термин неудачный и некорректный). В таком случае аналогичную деятельность бобров можно назвать «боброгенезом».

Швейцарский естествоиспытатель XIX века Жан Луи Рудольф Агассис привёл убедительное свидетельство грандиозного масштаба данного явления. «В одном месте, – писал он, – чтобы сделать запруду для мельницы, поставленной у плотины, устроенной бобрами, необходимо было расчистить пруд, где они жили. Пришлось прорыть в торфяных отложениях канаву длиной 400 метров, шириной 4 и глубиной 3 метра. На всём её протяжении на различной глубине встречались пни, некоторые с ясными следами бобровых зубов».

По его мнению, скорость накопления болотных отложений составляла порядка 0,3 м в столетие. Следовательно, если толщина слоя 3 м, значит, бобровая плотина существовала примерно тысячу лет.

Исследуя данный район, учёный отметил значительные изменения природных условий после того, как здесь потрудились животные-гидротехники. До них преобладали лесные массивы с небольшими реками и ручьями. Бобры, обустраивая свои владения, уничтожали деревья, постепенно расширяя зону преобразований. Заболоченные земли превращались в заливные луга и болота, а на отдельных участках оставались небольшие рощи.

«Таким образом, – сделал вывод Агассис, – бобры могут совершенно видоизменить местность; территории, некогда покрытые густым лесом, исчезают под водою их прудов».

Согласно описаниям выдающегося русского учёного В.В. Докучаева, относящимся к 1878 году, на берегах Верхнего Днепра, Гжати, Вазузы на глубине около 2 метров от поверхности часто встречается слой, насыщенный древесными стволами. Нечто подобное наблюдается в залесённых бассейнах малых рек в Западной Сибири и некоторых других районов. Это следы работы водных грызунов.

Может показаться, что, устраивая пруды и болота, бобры вредят природе. А на самом деле – наоборот, в отличие от людей.

Двести лет назад на территории Русской равнины стали ухудшаться условия речного судоходства. Летом многие сравнительно небольшие реки стали мелеть, а весенний паводок у них усилился, затапливая деревни. Сначала предположили, что изменился климат. Затем было доказано: виновата хозяйственная деятельность человека.

Наши реки питаются не только атмосферными осадками, но главным образом за счёт подземных вод. Поэтому летом, когда дождей выпадает мало, река не пересыхает.

Люди уничтожали лесные массивы и осушали болота, увеличивая территории пашен и пастбищ. А в лесах и болотах накапливаются атмосферные осадки и просачиваются в подземные горизонты. В результате уменьшается поверхностный сток и увеличивается подземный. Это ослабляет силу наводнений, а река подпитывается в засушливый период.

При чём тут бобры? Кроме вырубки и выжигания лесов, люди убивали бобров, обладающих ценным мехом. А ведь гидротехнические сооружения этих животных регулировали приток поверхностных и подземных вод, создавали болота и заболоченные территории.

В судьбе бобров печальную роль сыграло их трудолюбие, «рефлекс ремонта». Они строго следят за состоянием своей плотины. Сразу после захода солнца глава бобрового семейства начинает её обход и тщательное обследование. Если в ней обнаруживается какой-либо изъян, все обитатели поселения подключаются к ремонту. Они трудятся до тех пор, пока сооружение не будет восстановлено.

Однажды во время паводка в запруде образовалась промоина глубиной в 1 и шириной 5 м. Казалось, её полное разрушение неизбежно. Но два неутомимых зверька справились с повреждением за одну ночь.

Зная трудолюбие этих чутких животных, охотники ещё в конце каменного века придумали коварный способ охоты на них. Достаточно было нарушить плотину, и бобр, позабыв осторожность, приступал к её восстановлению. Тут его легко было добывать дубиной или копьем. В кухонных отбросах на стоянках древних людей встречается много костей бобров…

Итак, если употреблять понятие «присваивающее хозяйство» к охотникам, рыболовам и собирателям каменного века, то получается, что и у некоторых животных тоже был и остаётся подобный тип хозяйства. Более того, люди уже тогда наносили заметный ущерб окружающей природе, выжигая кусты и деревья, уничтожая и вытесняя в более скудные регионы крупных животных.

Неужели человек каменного века ничем принципиально не отличался от прочих животных? Отличался, и существенно.

Уже тогда были изобретены разнообразные орудия, технические приспособления для более успешной охоты, рыбалки, для сбора диких злаков, обработки зерна и т. д. Поэтому люди добывали крупных животных, в том числе хищников. Этого они не могли бы сделать только за счёт своих физических возможностей.

Деятельность человека некорректно называть «антропогенезом». Тогда надо писать о «боброгенезе», «термитогенезе»; ведь и они серьёзно влияют на ландшафт.

Любые животные «присваивают» природные ресурсы. Человек отличается тем, что делает это с помощью техники значительно интенсивней, изощрённей и разнообразней. Геохимик и минералог академик А.Е. Ферсман предложил для деятельности человека точный термин техногенез.

Верное название помогает понять суть явления.

Производящее хозяйство до человека

Это утверждение выглядит по меньшей мере странно. Как может до человека возникнуть такое хозяйство? Оно считается великим достижением людей позднего каменного века (неолита).

Традиционная формулировка из Википедии: «Производящее хозяйство – хозяйство, где основным источником существования являются выращиваемые культурные растения и домашние животные. При переходе от присваивающего хозяйства к производящему общество перешло от охоты и собирательства к скотоводству и земледелию».

Какое тут может быть «нечеловеческое» производящее хозяйство? Неужели какие-то обезьяны додумались выращивать растения и разводить скот? Или подразумевается фантастическая цивилизация времён динозавров?

10—12 тысячелетий назад отдельные группы людей начали осваивать «производящее хозяйство»: выращивать растения и содержать домашних животных. Теперь они