— Боже, спаси и помилуй, — тихо прошептала она.

«Боже и дух-покровитель», — подумал при этом Шэнди.

Кряхтя, раскидывая песок неуклюжими ногами и переваливаясь из стороны в сторону, к ним приблизился Лео Френд.

— Достаточно, Элизабет, — пропыхтел он. — В форту нас... уже давно ждет обед. — Он промокнул лоб кружевным платочком.

Бет Харвуд бросила такой выразительный взгляд на казаны, в которых кипело варево, что Шэнди невольно переспросил:

— Обед?

— Зелень, черный хлеб и прочая дрянь, — вздохнула она.

— Скромно, но питательно, — объявил Френд. — Мы должны заботиться о ее здоровье. — Он тоже покосился на казаны, сделал вид, что его тошнит, затем подхватил Бет под руку и повел прочь.

Поблизости двое пиратов рассмеялись и сострили, что того и следовало ожидать: девушки всегда предпочитали парням с честными сердцами разнаряженных попугаев.

Шэнди тоже засмеялся, правда, несколько натянуто, и высказал предположение, что причина скорее всего — неунывающая натура Лео Френда. Он отказался от жаркого, но попросил еще одну бутылочку «Латура» с отбитым горлышком, а затем двинулся к берегу, в сторону «Кармайкла».

Нос корабля все еще находился в узком проливе, удерживаемый подпорками и последними двумя канатами, привязанными к деревьям на берегу, а корма сидела в воде бухты. Несмотря на теперешнее беспомощное положение, «Кармайкл» сейчас казался Шэнди гораздо более родным, чем был весь тот месяц, что он провел на его борту в качестве пассажира. Теперь Шэнди знал строение корабля как свои пять пальцев: он, как обезьяна, карабкался по вантам, когда они чинили такелаж, орудовал топором, когда сносили носовой бак и леера. С него сходило семь потов, когда он пилой и сверлом делал порты для новых пушек. Он провел бесчисленное множество часов в маленькой корзинке, вися между бортом и водой, счищая водоросли и ракушки с досок, выковыривая червей и вколачивая тонкие блестящие латунные талисманы, заговоренные бокором Дэвиса для защиты обшивки корабля.

И завтра, думал он, приближаясь к судну, завтра «Кармайкла» спустят на воду, затем мы поднимем паруса и отправимся в путь. И моя жизнь пирата вступит в новую фазу.

Шэнди заметил, что под крутым боком корабля кто-то сидит. Присмотревшись, он разглядел, что это полусумасшедший старик, которого все пираты неизменно называли «комендант». Быть может, потому, что никто толком не знал, как его зовут — хотя Шэнди приходилось слышать, как его величали Сауни, Гонси или Понси. И эта сцена перед Шэнди — старик, сидящий под корабельным бушпритом, — что-то ему смутно напоминала — то ли картину, то ли какую-то историю. И странным образом это полузабытое воспоминание придавало удивительное достоинство Сауни. Оно вдруг помогло Шэнди увидеть в старике не просто полоумного бродягу, а нечто большее.

И тут он понял, кого напоминает ему старик: древнего Язона, сидящего под корпусом покинутого «Арго».

— Кто там? — дрожащим голосом позвал старик, заслышав наконец хруст песка под ногами.

— Джек Шэнди, губернатор. Хотел взглянуть на корабль напоследок, перед дорогой.

— Принес мне выпить?

— Э-э... да. — Шэнди отхлебнул вина и передал полупустую бутылку старику.

— Ты завтра отплываешь?

— Верно, — удивленно ответил Шэнди: он бы и не подумал, что старик еще о чем-то способен помнить.

— А, воссоединиться с хунзи канцо и его щенком?

Шэнди присмотрелся к старику, гадая, не нашло ли на того очередное просветление.

— Каким щенком?

— Боннетом. Я видел, как ты управляешь марионетками: заставляешь маленьких ребяток плясать под свою дудку, дергая за веревочки.

— А, да. — Шэнди знал о новом пирате Стиде Боннете, который недавно по совершенно непонятным причинам вдруг бросил вполне преуспевающую плантацию на Барбадосе и уже спустя короткое время прославился среди пиратов своей неугомонностью и отвагой, однако Шэнди ни разу не слышал, чтобы этот человек был каким-то образом связан с Черной Бородой. Хотя, впрочем, вряд ли можно было считать Сауни надежным источником информации.

— Вы, как я слышал, на север подадитесь, — продолжал старик, отхлебывая из бутылки. — Во Флориду. — Это название он произнес с сильным испанским акцентом. — Прекрасное название. Страна лихорадки. Знаю я те места. Я там немало положил карибских индейцев в свое время. Да и меня раз подстрелили стрелой. С ними надо держать ухо востро, самые коварные из всех индейцев. Людоеды. Они там женщин и детей из других племен держат в загонах, ну как мы скот.

Шэнди не поверил этому, однако из вежливости присвистнул и покачал головой:

— Проклятие, уж я-то буду держаться от них подальше.

— Да уж, не помешает. По крайней мере пока не доберешься до этого чертова гейзера. Ну а уж потом, если знаешь, как с ним управляться, то тебе уже беспокоиться не о чем.

— Вот это мне по душе, — согласился Шэнди, — чтоб ни о чем не беспокоиться.

Сауни хмыкнул и произнес что-то по-испански. И хотя Шэнди в какой-то мере освоил примитивный язык, на котором говорили пираты-полукровки, произношение старика ему было совершенно непонятно. Оно показалось ему одновременно архаичным и чересчур правильным. Однако речь свою «губернатор» закончил таким непечатным выражением по-английски, способность к каким Шэнди еще только надеялся обрести.

Шэнди засмеялся, распрощался со стариком и направился обратно. Сделав несколько шагов и оказавшись на вершине дюны, он остановился и обернулся. Корабль был развернут к нему, и потому Шэнди сумел разглядеть в темноте шканцы и полуют. Он попытался прикинуть, где был убит Чаворт, где стоял раненый Дэвис и где был он сам, Шэнди, с Бет Харвуд, когда они кормили чаек сухарями. Он обратил внимание, что часть лееров, через которые они оба перегибались, следя за птицей, теперь была вырезана, и на мгновение Шэнди вдруг обеспокоила мысль, что он даже не может вспомнить, не сам ли их снес.

Он попытался вообразить, какие же еще могут развернуться события на этой палубе, и поразился тому, что ясно представил себя их участником. «Ведь это совсем не так! — сказал он себе с нервной улыбкой. — При первой же возможности мы с Бет обязательно сбежим с корабля. И потом судно поплывет к далеким берегам уже без меня, несмотря на весь пот (и кровь — когда стамеска соскальзывала), впитавшийся в доски. Я должен заняться и дядюшкой, по которому плачет виселица».

Шэнди опять повернул к кострам и зашагал в их направлении, сообразив, что находится совсем недалеко от того места, где видел человека с оторванными карманами и перевязанной челюстью. И воспоминания об этом заставили его прибавить шагу, не потому, конечно, что тот человек выглядел угрожающе, а скорее из-за сказанного Дэвисом, когда Шэнди упомянул о встрече.

Дэвис сплюнул и с досадой потряс головой:

— Должно быть, Дюплесси с корабля Тэтча. Последнее время Тэтч стал пренебрегать мелочами. Дюплесси был бокором на его корабле и задолжал многим лоа, а такой долг не списывает даже смерть. Как я понимаю, Тэтч похоронил его без соответствующего ритуала.