Когда Пит рассказал о проекте «Меркурий» Джейн, она обрадовалась. Она была двумя руками за! Если он хочет стать астронавтом, то должен добиться этого всеми средствами. Мысль о том, что Пит полетит в ракете НАСА, не приводила ее в ужас. Наоборот. Хотя она никогда не признавалась Питу, ей казалось, что это будет лучше, безопаснее и естественнее для него, чем продолжать испытывать высокотехнологичные реактивные истребители для флота. По крайней мере, на время обучения он оторвется от всего этого. Ведь космические полеты вряд ли опаснее, чем ежедневные испытания в Пакс-Ривер. А кто видел больше похорон, чем жены пилотов из группы № 20?

Альбукерке, где находилась Лавлейс-клиник, был грязным городком с глинобитными хижинами в высокогорной пустыне. Местечко не назовешь очаровательным, хотя черты мексиканской культуры чувствовались повсюду. Но профессиональные военные привыкли к непритязательному жилищу. Именно такие места в Америке они, особенно летчики, и населяли. Нет, всех раздражал вовсе не Лавлейс. Это была новая частная диагностическая клиника, которая, помимо прочего, проводила для правительства «аэрокосмическо-медицинскую» работу. Лавлейс-клиник основал Рэндольф Лавлейс II, служивший вместе с Кроссфилдом и Фликингером в комитете по подготовке к космическим полетам. Медперсоналом клиники руководил недавно вышедший в отставку генерал медицинской службы военно-воздушных сил, доктор А.Х. Швихтенберг. Для всех в Лавлейсе он был генерал Швихтенберг. Работа велась очень серьезно. Здесь проходили проверку физического состояния кандидаты в астронавты, после чего их отправляли на военно-воздушную базу Райт-Паттерсон в Дейтоне для психологического и стрессового тестирования. Все держалось в строжайшей тайне. Конрад прибыл в Лавлейс-клиник в группе из шести человек — опять-таки в плохо сидящих штатских костюмах и с ужасными часами: видимо, так пилоты намеревались смешаться со штатскими пациентами клиники. Их предупредили, что тесты в Лавлейсе и Райт-Паттерсоне будут гораздо более напряженными и серьезными, чем все, которые им доводилось проходить. Но не поэтому каждый уважающий себя летучий жокей сразу же начинал ненавидеть Лавлейс.

Военные пилоты были закаленными ветеранами медкомиссий, но в дополнение ко всем обычным составляющим полного медицинского осмотра врачи в Лавлейс-клиник изобрели целую серию новых тестов с ремнями, трубками, шлангами и иглами. Они обвязывали вам голову ремнем, прикрепляли поверх глаз какой-то инструмент, а затем засовывали в ухо шланг и накачивали в ушной канал холодную воду. От этого глаза просто вылезали на лоб. Не от боли, просто это было неприятно, сбивало с толку. Если вы хотели узнать, зачем все это нужно, то доктора Лавлейса в безукоризненно белых халатах говорили:

— Зачем вам это знать?

Но после одного теста Конрад почувствовал что-то странное. Его привели в комнату и привязали его руку ладонью вверх. Затем принесли страшную иглу, подключенную к электропроводу. Конрад вообще не любил иголок, а эта выглядела просто как чудовище. Иглу ввели в мышцу у основания большого пальца. Было чертовски больно. Конрад попытался спросить взглядом: что, черт побери, происходит? Но на него никто даже не взглянул. Они смотрели только на прибор. Провод от иглы вел к какому-то устройству вроде дверного звонка. Они нажали на зуммер. Конрад взглянул вниз, и тут его рука — его собственная рука! — начала сжиматься в кулак и разжиматься, сжиматься и разжиматься с огромной скоростью, быстрее, чем ему казалось возможным. Ничто — ни мозг, ни центральная нервная система — не могло остановить или хотя бы замедлить движение. Люди в белых халатах, с рефлекторами на голове провели за этим занятием чертовски много времени… Его рука… Они считывали показания прибора и что-то быстро чиркали на своих планшетах.

Потом Конрад спросил:

— А зачем все это?

Врач рассеянно взглянул на него, словно Конрад прервал течение важной мысли.

— Боюсь, мне будет непросто это объяснить, — сказал он наконец. — Вам не о чем беспокоиться.

И тут до Конрада стало доходить. Сначала это было лишь чувство, но затем оно сформировалось в мысль: «Подопытные кролики».

Да, именно так. Белые халаты вручили каждому по пробирке для анализа спермы. Что? Ничего особенного: поместите свою сперму в пробирку. Как? Посредством эякуляции. Что вы хотите этим сказать? Мастурбация, обычная процедура. Лучшие результаты достигаются с помощью фантазий, сопровождаемых мастурбацией с последующей эякуляцией. И где, черт побери? В ванной. Двое парней заявили, что согласятся, если с ними пошлют медсестру — помочь, вдруг заклинит? Белые халаты посмотрели на них так, как будто они школьники, ляпнувшие непристойность. Пилоты пришли в ярость, и двое наотрез отказались от процедуры. Но потом сдались, и можно было видеть, как шестеро летучих жокеев по очереди идут в нижнем белье в ванную, чтобы потрудиться на пользу Лавлейс-клиник, проекта «Меркурий» и для победы Америки в небесах. Эти анализы должны были определить плотность и подвижность спермы. Какое отношение это имеет к полету на ракете — непонятно. Конраду начало казаться, что не только он и его братья — подопытные кролики, — но и сами белые халаты не знают, что происходит. Они каким-то образом получили карт-бланш на проверку любых своих догадок и именно этим занимаются вопреки всякой логике.

Каждый кандидат должен был принести в лабораторию два образца своего стула в походных кружках. Шло время, а Конраду не удавалось получить даже один образец. Но персонал клиники от него никак не отставал. Наконец ему удалось выдавить из себя один-единственный шарик — маленький и твердый, не более трех сантиметров в диаметре и весь в непереваренных семенах. И тут он вспомнил. В первый вечер в Альбукерке он пошел в мексиканский ресторан и съел много перцев халапеньо. Это были семена халапеньо. Конечно, то, что он собирался нести в клинику, представляло собой слишком жалкий объект для исследования. Тогда Конрад обвязал проклятый катышек лентой, сделал бантик, положил в походную кружку и явился в лабораторию. Заинтригованные видом ленты, торчащей над краями кружки, медработники столпились над ней и принялись разглядывать. Конрад разразился своим раскатистым смехом, как Уолли Ширра. Но никто не оценил его шутку. Медперсонал посмотрел на развязанный катышек, а потом на Конрада… как на насекомое на лобовом стекле гоночного автомобиля медицинского прогресса.

В Лавлейсе исследовали также предстательную железу. Конечно, тут не было ничего необычного: это был стандартный компонент полного медицинского осмотра мужчин. Врач надевает на палец резиновую втулку, просовывает ее в прямую кишку пациента и ощупывает простату, выискивая признаки опухоли, инфекции и так далее. Но несколько человек из группы Конрада вышли с этого осмотра, с трудом переводя дыхание от боли и называя врача садистом, извращенцем и более крепкими словечками. Он давил на простату так сильно, что вызвал кровотечение.

Конрад вошел в кабинет, и врач расширил ему анальное отверстие с такой силой, что тот от боли упал на колени.

— Черт!

Конрад, пошатываясь, встал, но санитар, огромное чудовище, немедленно схватил его так, что Пит не мог пошевельнуться. Врач взглянул на него небрежно, как ветеринар на лающего пса.