Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Простите, что заставил вас ждать, — сказал он после того, как Рако представил Фалька. — В такое время каждому хочется поговорить.
Уитлэму было слегка за сорок; двигался он с непринужденной легкостью бывшего спортсмена. Плечи у него были широкие, и улыбка тоже. Из-под шляпы виднелись короткие темные волосы.
— Хорошая была церемония, — сказал Фальк, и Уитлэм глянул назад, в сторону деревца.
— Это было нужно нам всем, — он понизил голос. — Но шансов у дерева никаких. Ума не приложу, что мы скажем детям, когда оно засохнет. Ну да ладно.
Он кивнул в сторону здания из светлого кирпича.
— Мы собрали все вещи, принадлежавшие Карен и Билли, как вы и просили. Боюсь, там совсем немного, но все что есть — в учительской.
Они двинулись за ним через двор. Где-то в отдалении прозвенел звонок. Конец уроков. Вблизи здание школы и оборудование на детской площадке производили печальное впечатление. Краска повсюду облупилась, и обнажившийся металл был подернут красноватым налетом ржавчины. Пластмасса на горке вся потрескалась, и на баскетбольной площадке было всего одно кольцо. Бедность местной общины сказывалась во всем.
— Финансирование, — сказал Уитлэм. — Вечно его не хватает.
Позади здания школы были стойла, из которых выглядывало несколько грустных овец. Дальше был склон, отлого поднимавшийся к цепи покрытых бушем холмов.
Учитель остановился, чтобы выловить пригоршню опавших листьев из овечьей поилки.
— Вы и сейчас учите ребят фермерскому делу? — Фальк припомнил, как проверял когда-то очень похожую поилку.
— Отдельным вещам, да. Но мы стараемся не слишком на них нажимать. Что бы им было весело, интересно. Суровой реальности детишкам и дома хватает.
— Это вы их учите?
— Господи, нет. Что я, городской неженка, в этом понимаю? Мы переехали из Мельбурна восемнадцать месяцев назад, и я только научился отличать передний конец коровы от заднего. Жена устала от городской жизни, ей хотелось разнообразия. — Он помолчал. — Вот мы его и получили.
Он толкнул тяжелую дверь, и они вошли в холл, где витал запах сэндвичей. На стенах были развешаны детские рисунки.
— Господи, какое депрессивное творчество, — прошептал Рако.
Понятно было, что он имеет в виду. Вот семья человечков — палка, палка, огуречик, — и у всех нарисованные рты повернуты уголками вниз. А вот портрет коровы с крыльями, как у ангела. «Моя корова Тоффи в раю», — гласила кривоватая подпись. Все, более или менее напоминающее пейзаж, было выполнено в бурых тонах.
— Видели бы вы то, что мы не стали вывешивать, — сказал Уитлэм, останавливаясь у дверей учительской. — Засуха. Она убьет этот город.
Выудив из кармана огромную связку ключей, он впустил их в учительскую. Указав им на пару стульев, видавших лучшие времена, он исчез в глубинах кладовки. Пару секунд спустя он появился с запечатанной картонной коробкой в руках.
— Все здесь. Всякая мелочь со стола Карен, кое-что из школьных работ Билли. Боюсь, ничего, кроме рисунков и бухгалтерских таблиц, там нет.
— Спасибо, — сказал Рако, взяв у него коробку.
— Нам их не хватает. — Уитлэм оперся на стол. — Их обоих. До сих пор прийти в себя не можем.
— Насколько тесно вы с Карен общались по работе? — спросил Фальк.
— Можно сказать, тесно — штат у нас маленький. Она была превосходным работником. Слишком умна для этой работы, если честно, но, думаю, ее все устраивало. Ясли и все такое.
Окно было чуть приоткрыто, и с площадки доносились детские голоса.
— Слушайте, а могу я спросить, почему вы здесь? — сказал Уитлэм. — Я думал, там все уже выяснили.
— Дело касается трех членов одной и той же семьи, — ответил Рако. — Такие случаи, к сожалению, редко оказываются распутанными до конца.
— Да-да. Конечно. — Особой убежденности в голосе Уитлэма не было. — Дело в чем, в мои обязанности входит следить за безопасностью учащихся и работников школы, так что, если…
— Мы вовсе не намекаем, что вам есть о чем беспокоиться, Скотт, — сказал Рако. — Если появится что-то, о чем вам необходимо будет знать, мы обязательно сообщим.
— Ладно. Понял, принял, — сказал Уитлэм. — Чем я могу вам помочь?
— Расскажите нам о Карен.
Стук был тихим, но решительным. Уитлэм поднял голову от бумаг; дверь приоткрылась, и в щель просунулась светловолосая голова.
— Скотт, у тебя найдется минутка?
Карен Хэдлер зашла в кабинет. Она не улыбалась.
— Она зашла поговорить со мной накануне того дня, как их с Билли не стало, — сказал Уитлэм. — Она, конечно, тревожилась.
— Почему «конечно»? — спросил Рако.
— Простите, я не хотел, чтобы это прозвучало легкомысленно. Но вы же видели эти детские рисунки на стенах. То есть все напуганы. И взрослые тоже.
Он на минуту задумался.
— Карен была по-настоящему ценным членом команды. Но последнюю пару недель она явно нервничала. Стала рассеянной. Допустила одну или две ошибки в расчетах. Ничего серьезного, мы их выловили. Но, опять же, это было совершенно на нее не похоже. Обычно она была исключительно собрана и аккуратна. Так что она зашла поговорить со мной насчет этого.
Карен закрыла за собой дверь. Выбрала стул, стоявший поближе к столу Уитлэма. Села, выпрямив спину, аккуратно подобрав ноги под стул. Ее платье с запа́хом, красное с принтом в виде белых яблок, было скромным, но очень ей шло. Карен относилась к женщинам, чья юная красота с возрастом и рождением детей становится мягче; их черты, может и теряют четкость, но становятся, на свой лад, не менее привлекательными. Она запросто могла бы сыграть роль идеальной мамочки в рекламе какого-нибудь супермаркета. Любой купил бы стиральный порошок или мюсли по рекомендации Карен Хэдлер.
Она сидела, стиснув в руках тонкую стопочку бумаг.
— Скотт, — начала она, потом остановилась. Он ждал. Карен сделала глубокий вдох. — Скотт, честно, я не была уверена, что мне стоит к тебе с этим идти. Мой муж…
Карен не отводила взгляд, но чувствовалось, что это дается ей нелегко.
— Люк, ну… Понимаешь, вряд ли он был бы этим доволен.
Рако подался вперед.
— Она выглядела испуганной?
— Тогда мне так не показалось, — Уитлэм потер переносицу. — Но после того, что случилось на следующий день, стало ясно, что, должно быть, я слушал недостаточно хорошо. Мне не дает покоя, что я мог что-то упустить. Все время спрашиваю себя об этом. Но мне хотелось бы внести ясность: если бы я хоть на минуту заподозрил, что они в опасности, — конечно, я никогда бы не дал им с Билли уйти домой.