Вернемся в последний раз к пациенту, который критиковал меня за то, что я использовал хороший ресторан как ориентир для указания пути к моему кабинету, но не упомянул расположенную по соседству закусочную «Тако». Я решил ответить откровенно: «Ну, Боб, вы правы! Вместо того чтобы сказать: «Поверните направо у "Фрески"», — я мог бы сказать: «Поверните направо, когда увидите закусочную" Тако"». А почему я принял то решение, которое принял? Я уверен, что просто потому, что я скорее ассоциирую себя с более изысканным рестораном. Я бы чувствовал себя неуютно, говоря «поверните у закусочной "Тако"». Опять же, чем вы рискуете? Я всего лишь признаю то, что он прекрасно знал и без меня. И только после моего признания мы смогли перейти к важной проблеме, чтобы изучить его желание смутить меня.

Таким образом, раскрытие терапевта никоим образом не мешает процессу изучения персональных проблем пациента. Делайте и то и другое! Некоторые терапевты считают обязательным для себя отвечать на вопрос следующей тирадой: «Я буду рад ответить вам, но сначала я бы хотел узнать как можно больше о причинах этого вопроса». Иногда я сам использую этот подход, но все же довольно редко нахожу преимущество в том, чтобы настоять на таком порядке («Сначала скажите вы, а затем я вам отвечу»). Если я занимаюсь с новым пациентом, то часто стараюсь просто создать модель раскрытия и сохранить это происшествие в памяти, чтобы вернуться к нему позднее.

Если случаи, когда пациент задает вам вопросы, очень редки, вы можете проанализировать сам факт вопроса как зерно для мельницы и вернуться к нему позже. Выбор определенного времени также необходимо учитывать. Часто терапевт может принять решение подождать до конца взаимодействия, иногда даже до следующего сеанса, а потом уже спросить: «Мне кажется, что нечто необычное произошло на прошлой неделе: вы задавали мне личные вопросы. Не могли бы мы вернуться к этому моменту? Что для вас значил этот обмен? Что помогло вам подойти ко мне иначе? Что вы думаете о моем ответе?»

Одно из глубочайших опасений терапевта по поводу личного раскрытия заключается в том, что этому не будет конца, что стоит однажды приоткрыть дверь, как пациент потребует еще и еще, пока не выпытает самые глубокие и постыдные тайны. Эти опасения беспочвенны. По моим ощущениям, подавляющее большинство пациентов принимают то, что я предлагаю, и не требуют большего или неприятного для вас раскрытия, а затем приступают к непосредственной терапии, как в ситуации с терапевтической группой, узнавшей о смерти моей матери.

Однако необходимы и предосторожности: помните, что, хотя у пациентов и есть право на конфиденциальность, у терапевтов его нет. И никто не вправе требовать ее от пациентов, которые в будущем могут консультироваться с другим терапевтом и должны иметь возможность свободно обсуждать самые разные вопросы. Если есть какая-то информация, которую вы бы не хотели выносить на свет, не Делитесь ею во время терапии. Многие терапевты даже еще более внимательны и заботятся о том, чтобы не делиться каким-либо личным материалом, который вне контекста может быть неправильно истолкован и оказаться постыдным.

Но не позволяйте этому соображению ограничить вашу работу и заставить вас быть чрезмерно осторожным и до такой степени закрытым, что вы утратите собственную действенность. Вы не сможете защитить себя так, чтобы пациенты не представили вас в искаженном виде своему следующему терапевту. Держите это в уме каждый раз, когда вы слышите, как пациенты описывают возмутительное поведение предыдущего терапевта. Не следует машинально приходить к заключению, что предыдущий терапевт был глупым или же преследовал преступные намерения. Гораздо лучше слушать, эмпатировать и ждать. В конце концов, пациент поможет вам понять подоплеку подобных действий терапевта, которые будут представлены совершенно в ином свете.

Однажды я направил жену одного моего пациента к моему коллеге и близкому другу. Но по прошествии нескольких месяцев мой пациент попросил меня дать другое направление, потому что мой коллега вел себя очень дурно: он настаивал на том, чтобы обнюхивать жену пациента, и говорил об источаемом ею аромате. Обнюхивать пациентов? Это звучало столь загадочно, что я забеспокоился о своем друге и очень осторожно спросил его об этом происшествии. Он рассказал мне, что у него действительно существовали обонятельные проблемы с его пациенткой: она обыкновенно пользовалась духами с приятным, но таким тяжелым запахом, что некоторые другие пациенты жаловались и даже настаивали на том, чтобы их приняли в другой день или в другом кабинете!

Бывают такие случаи, когда, для того чтобы спасти терапию, следует принимать трудные решения. Один мой коллега рассказал мне о случае, когда долговременная пациентка пришла на сеанс глубоко взволнованной из-за признания подруги в том, что у нее была связь с терапевтом. Как должен был реагировать терапевт? Мой коллега, верный честности, проглотил пилюлю и сказал своей пациентке, что у него действительно была «небольшая интрижка» на один уик-энд с этой женщиной более двадцати лет назад и что с тех пор они не встречались. Его раскрытие сильно повлияло на нее и оживило последующую терапию. Они погрузились в обсуждение важных, ранее не обсуждаемых проблем, таких, как ее ненависть к другим пациентам, которых она воспринимала как соперников в борьбе за его внимание, ее восприятие себя как неизбранной, неженственной и непривлекательной.

Другой пример: один мой подопечный, который был геем, но скрывал это, рассказал мне о неприятной проблеме, возникшей в первый месяц терапии. Один из его пациентов-гомосексуалистов, увидев его занимающимся в спортивном зале, популярном среди геев, напрямую спросил его о сексуальной ориентации. Мой студент, чувствуя себя очень неловко, ушел от ответа, сфокусировав внимание на проблеме, почему пациент спрашивает об этом. Неудивительно, что пациент отменил следующий сеанс и никогда больше не вернулся к терапии. Значительные секреты, которые просто нельзя утаить, наносят вред терапевтическому процессу. Превосходные терапевты-гомосексуалисты, с которыми я знаком, открыты в своей сексуальной ориентации при общении со своей нетрадиционно-ориентированной клиентурой и готовы к тому, чтобы быть открытыми со своими клиентами нормальной ориентации, если это существенно для терапии.

Важнейшим терапевтическим фактором в групповой терапии выступает универсальность. Многие пациенты, начиная терапию, ощущают себя исключительными в своем несчастье; они убеждены в том, что только у них есть мысли и фантазии столь ужасные, запретные, садистские, эгоистичные и сексуально извращенные. Раскрытие подобных мыслей другими членами группы превосходно умиротворяет и дает великолепный опыт: «Добро пожаловать в человечество».

В индивидуальной терапии наши пациенты раскрывают многие чувства, которые испытываем и мы, терапевты, и у вас есть и время, и место для того, чтобы поделиться ими. Если, например, пациентка говорит о чувстве вины из-за того, что после пары часов, проведенных с ее пожилым отцом, у нее появляются мурашки по всему телу от нетерпения, я могу поделиться моим личным рекордом при посещении моей матери, составляющим около трех часов. Или если пациент обескуражен тем, что после двадцати часов терапии не происходит никаких улучшений, я, не колеблясь, обращаюсь к этому количеству как к «капле в море», рассматривая мои собственные сотни часов лечения на нескольких курсах терапии. Или же, если пациенты ошеломлены напряженностью перехода, я рассказываю о подобных чувствах, испытываемых мной, когда я сам проходил терапию.