Слово дали Миссу. Он прямо от дверей прошел на сцену и очень громко говорил. Закончил под овации. Манфред наклоняется ко мне: «Сейчас дадут слово тебе. Что ты будешь говорить – не важно. Говори что хочешь. Но если хочешь успеха, послушай мой совет. Говори громче, чем Мисс».

Судя по поведению разогретого пивом зала, мне это удалось. Такая «демократия» понравилась. Сказал об этом Миссу. По-моему, он остался доволен.

Докладывая запиской в ЦК КПСС о нашей поездке по укреплению пролетарского интернационализма, как положительный момент отметил и этот, совершенно отличный от нашего стиль поведения немецких коммунистов. Как на это среагировали, не знаю. Думаю, никак. Но сейчас понимаю: нам в России такой простоты отношений никогда не достичь. И при «коммунистах», и при «демократах» чинопочитание будет процветать. Это наше – российское. Дисциплины у нас не будет, а чинопочитание будет. Что Леонида Ильича, что Бориса Николаевича, пока они при власти, как бы их за глаза ни ругали, встретят всегда как «дорогого» с хлебом-солью и посадят в президиум. В дверях стоять никто не будет.

На мой взгляд, причина, которая привела к краху и КПСС, и все другие братские партии, была не в недостатке внутрипартийной демократии и даже не в отсутствии демократии в стране. Кончиком иглы, на которой находилась смерть Кощея Бессмертного, были ошибочные программные цели КПСС, вытекающие из специфического понимания марксистского мировоззрения. Нормальный человек может отвергнуть марксизм как философию революционного преобразования мира, но отмахнуться от него как от попытки синтеза многих достижений человеческой мысли было бы по меньшей мере расточительно. Не зря в свое время кто-то из буржуазных философов заявил: «Марксизм слишком важен, чтобы оставить его марксистам». Мы, советские коммунисты, в подавляющем большинстве своем знали только вульгаризованный марксизм, «марксизм-ленинизм», удобный для обоснования нашего советского «реального» социализма.

Зацикленность на диктатуре пролетариата, превратившейся в тоталитарный режим, не допускавший ничего, что хоть в малейшей степени подвергало сомнению догмы марксизма-ленинизма.

Гипертрофированная, доведенная до абсурда мысль Маркса об «уничтожении» частной собственности.

Умерщвление в практике строительства коммунизма диалектики, которую на словах величали «живой душой марксизма». В итоге одна «революционная» фраза, а на деле ни революции, ни эволюции, один догматический застой.

Семидесятилетняя попытка строительства социализма как в одной, отдельно взятой стране, так и в масштабе «мировой системы социализма» потерпела крах. Истина должна восторжествовать. Неясно, восторжествовала ли она, но крах ленинского, советского прочтения марксизма очевиден. Его последователи оказались помельче К. Маркса. Ничего, кроме жонглирования цитатами да циничной борьбы за себя во власти, они не смогли противопоставить сложностям реализации марксизма на практике. Не смогли, побоялись, не сумели его «ревизовать», приспособить к совершенно иным условиям ХХ века, к изменившемуся технократическому миру, миру научно-технического взрыва, технологий колоссальной производительности и тотальной информации. Бездарные, «верные» марксизму марксисты-ленинцы марксизм и похоронили.

Сегодняшние последователи и «реаниматоры» коммунизма ничего нового в комидеологию не привнесли. Их общественная значимость держится только на действительно необходимом противостоянии бессовестному «демолигархическому» режиму. Хотя, как истинные наследники ленинизма, они наиболее жгучую ненависть демонстрируют не к «буржуазной» власти, с которой как-то сосуществуют, а к тому, кто лишил их семидесятилетнего умственного комфорта. К «предателю-ренегату» Горбачеву и Ко. Если приплюсовать сюда сионизм, империализм, НАТО, американцев и т. д., то получается хорошо знакомая старая затертая ленинско-сталинская пластинка. Ничего нового. Нет созидания. Только прежний пафос «разоблачения» своих внутренних и внешних «врагов».

Те, кому Маркс предсказывал гибель, оказались гораздо мудрее и жизнеспособнее. Капиталисты стали большими диалектиками, чем марксисты-ленинцы, и через демократию, права человека, через политику социального партнерства, через усиление дифференцирующей роли государства если и не сняли полностью, то, по крайней мере, очень сгладили, пустили по эволюционному руслу антагонистические, по Марксу, противоречия между трудом и капиталом. Конечно, капиталистический рыночный базис организации общества с демократической надстройкой, эгоизм и бездуховность далеки от идеала, к которому хотела бы прийти интеллектуальная элита так называемого «свободного» мира. Тем более в условиях нарастающих известных глобальных проблем, порожденных обществом потребления. Но теперь многим достаточно ясно, что будущее человечества не может быть коммунизмом.

Только Ю.В. Андропов, первый среди советских партийных лидеров, косвенно признал, что главное в марксистской схеме не получается. Семьдесят лет прошло, а перевоспитания не получается. «Превращение «моего» частнособственнического в «наше», «общее» – дело не простое и не определяется актом национализации или экспроприации. Получить право хозяина и стать хозяином… далеко не одно и то же»[6]. Но дело-то все в том, что обобществление не дает, а отбирает право хозяина. Хозяин исчезает, «ликвидируется как класс».

Против природы человека оказалась бессильна даже сталинско-гулаговская практика железной дисциплины принудительного социализма. Советский человек не смог стать хозяином ничейной (государственной) собственности. Однако надо признать и то, что десятилетия социализма не прошли бесследно. И частный интерес сильно ослаб под влиянием вируса иждивенчества. Социализм не переделывал человеческую природу, а портил ее.

Марксизм, гуманистическое учение (если отнести наше ленинское исполнение «диктатуры пролетариата» к извращениям марксизма), не был воспринят именно человеческой природой и проиграл, оставшись в истории нереализованным. И, оставаясь нереализованным, опять превратился в мечту надолго привлекательную для идеалистов и для политиков, спекулирующих на бездарности и циничности властей, пренебрегающих социальными проблемами, интересами человека и особенностями нашего постсоциалистического общественного сознания.

Судьба всякого фанатизма в том, что он обращается против самого себя.

С. Цвейг

Вторая часть моей работы в партии началась весной 1985 года с избранием М.С. Горбачева генеральным секретарем ЦК КПСС, с провозглашением перестройки.

Вечером 21 марта мы с Павлом Александровичем Смольским приехали на Ярославский вокзал, сели в фирменный поезд «Вятка» и отправились в город Киров. П.А. Смольский, милейший во всех отношениях человек, заместитель заведующего орготделом ЦК, вез меня «на выданье» – на пленум Кировского обкома, который, по рекомендации политбюро ЦК, должен был избрать В.В. Бакатина первым секретарем.

Поезд отправлялся спокойно, несуетно. Уютное купе, вышитые занавесочки. Мы вдвоем поужинали, выпили по рюмочке. Павел Александрович лег спать, я смотрел в окно и думал. Все было очень просто. Колеса стучали, пересчитывая стыки рельсов. Прогрохочет встречный состав. Вагон качнет на повороте. Звучала знакомая, полюбившаяся с детства музыка поезда, музыка железной дороги. Кого только она не манила. А для бесчисленного множества моих современников этот ритм отсчитывал последние дни и часы жизни.