– Модератор эфира – это я. Если вы вот здесь пишете, я вас вижу. Тут сообщения и звонки. Реклама на сороковой и пятьдесят восьмой минуте. За ней встык новости.

Лиля кивнула. У него были быстрые и красивые пальцы.

– Ну вот. – Он выпрямился и сверху посмотрел на нее. – Доведете со мной эфир?

– Спасибо.

Он вернулся на свое место.

«Кажется, никогда нам на планете этой не встретиться. Просто рукой махнуть, и голос почти неслышен, просто: «Пока, пока», и молча пойду я вниз по лестнице, может, когда-нибудь музыка станет тише».

– В эфире радио «Пурга», Олег Преображенцев из Анадыря…

– …и Лилия Молчанова из Москвы…

– …мы продолжаем говорить о том, что больше всего интересует наших слушателей, а что не слишком. За что вы любите нас, а за что ненавидите!..

– …я думаю, ненависть – слишком сильное чувство, хотя вы правы… однажды в пробке, а у нас в городе ужасные пробки, я прямо-таки возненавидела радио, и знаете, за что?..

– …и тем не менее радио всегда остается с нами. Помните, в каком-то фильме говорили, что вскоре не будет ни кино, ни театра, а будет одно сплошное телевидение? Вот смерть радио тоже предполагалась или нет?

И эфир полетел, как на крыльях, и они оба резвились в нем с удовольствием и азартом, и звонки сыпались, хотя слышно было плоховато – метель, проблемы со связью на Чукотке! – и музыка играла, и кофе кончился в кружке, и индикаторы уползали с зеленого в красный, и далекие голоса из странных мест с инопланетными названиями – Певек, Канчалан, Эгвекинот – звучали в динамиках.

– Давай под финал что-нибудь ударное забацаем, Олег!

– А что ты хочешь?

Сдвинув наушник, Лиля подумала секунду.

– Или, может, романтическое?..

– Да ну его к черту, романтическое!

– Тогда давай «Мьюз», у них есть что-то такое про революцию.

– Нет у меня про революцию! У нас вообще новых треков мало!

– Ну, тогда давай «Рамштайн»! Есть?

Он кивнул, глядя в монитор. Они приняли еще один звонок, попрощались, и грянул «Рамштайн».

Лиля стянула наушники и пристроила их на пульт. Все закончилось. Как жаль.

Вот тебе и лежбище моржей!..

Дверь в студию открылась – первый раз за час, – влетел давешний очкастый парень с растрепанными бумажками, посмотрел по очереди на обоих, покрутил пальцем у виска в сторону Преображенцева и сказал:

– Огонь!

Лиля взяла пустую кружку, потянула с пола свою сумку и вышла следом за Олегом. Она вдруг очень устала. Прямой эфир, с ним не шутят.

Загорелась красная лампочка, там, в студии, очкастый парень начал читать новости.

В коридоре толпился народ, и все что-то говорили и разом замолчали, увидев Лилю.

– Здрасте, я Роман Литвиненко, директор. Я вас слушал! Преображенцев, зайдешь потом ко мне, да? Ну, вас, Лиля, можно в штат принимать и зарплату выписывать – как ведущей! Преображенцев, ты меня понял, зайдешь! Очень хорошо у вас получилось, как будто всю жизнь вместе работали! Прямо слаженно так! Я даже не ожидал.

– Я сама не ожидала, – сказала Лиля. – Вы меня извините. Я знаю, что так не полагается, но мне очень захотелось в эфир!

Люди в коридоре придвинулись поближе, чтобы не пропустить ни одного слова, а Преображенцев куда-то делся.

– И именно с Олегом! Я же его слышала, как только прилетела. Мы с Аленой!.. А ее нет? Так что спасибо ему большое, я к нему напросилась, и он меня не выгнал.

Директор радиостанции покивал коротко стриженной башкой, принимая ее объяснения, и было совершенно очевидно, что Преображенцеву влетит по первое число!

– Ну, пойдемте ко мне, пойдемте! Поговорим, кофейку дернем! Где Алена Долинская, она же здесь была?..

Он повернулся к сотрудникам:

– И чего вы все здесь стоите?! Дел ни у кого нет? Если нет, давайте по домам!

– Можно я вас сфотографирую? Вот здесь, на фоне логотипа? Мы всех гостей снимаем.

– Успеешь еще!

Парень с фотоаппаратом прицелился и отступил на шаг.

– А там, в студии, ваши фотографии, да?.. – обрадовалась Лиля. – Замечательные, правда!

– Там Сухонина фотографии, – не отрываясь от объектива, пробормотал парень. – Мои тоже есть, но я не такая… знаменитость. Я все больше в студии снимаю, и грантов мне не дают. Чуть-чуть левее подвиньтесь!

– Гоша, давай быстрее, а?

Лиля подвинулась левее.

– Ром, теперь вместе с тобой!

– Да ладно!..

– Давай вставай, не ломайся!

– Это Георгий Шахов, – пояснил смущенный директор и обнял Лилю за талию. – Наш фотограф. Родился и вырос на Чукотке, между прочим!

Лиле показалось, что этого самого Георгия она тоже откуда-то знает! Не иначе в Москве встречались. Тут ей вдруг стало смешно.

Директор радиостанции «Пурга», похожий на матроса с парохода-угольщика, сдержанно сопит совсем рядом, и его тяжелая лапища лежит у Лили на талии, и пахнет от него табаком и бензином, и нет и не может быть на свете никакой Москвы!..

Георгий Шахов несколько раз щелкнул, глянул в окошечко своей камеры, удовлетворенно кивнул, и директор с явным облегчением опустил лапу и подался от Лили в сторону.

– Ну, пойдемте, пойдемте! Настя, сообрази нам кофейку! Или, может, чаю?.. Что вы все тут стоите?! На самом деле заняться нечем?! Я всем сейчас работу найду!..

Хлопнула дверь, и вбежала Алена Долинская.

– Ну, с первым эфиром на Чукотке тебя! – издалека закричала она. – Я не поняла, ты диджей, что ли, профессиональный?! Ребята, в мою программу нужно пару синхронов собрать, я там все разметила. Сделаете?.. Я-то думала – так просто, партийный функционер, девочка-припевочка! А ты молодец!

Алена хвалила ее с таким удовольствием, как будто Лиля была не большим московским начальством и «засланным казачком», а студенткой-первокурсницей, которая могла запросто сорвать эфир, но совершенно неожиданно не сорвала, и все теперь удивляются ее способностям и дарованиям.

Да и разговор про «девочку-припевочку» при всем честном народе был абсолютно недопустим.

…Хотя что они понимают в профессиональной этике? Тут кругом Ледовитый океан и лежбища моржей!

Сделав от раздражения специальное «московское» лицо, Лиля строго сказала, что готова поговорить, и следом за Романом вошла в тесный до невозможности кабинетик, единственным окном смотревший в пургу, уселась, правильно сложила ноги и выпрямила спину. За ней вломилась Алена, заняв сразу очень много места, с какими-то папками, которые тоже заняли много места, и некоторое время директор бестолково перекладывал их, потому что они мешали видеть Лилю и вообще грозили вот-вот обвалиться.