— Конечно.

— Правда?

— Ты что такой темный?

— Типа, глупый?

— Ничего не знаешь.

— Не знаю.

— Ну, — начал Сэм, обводя пальцем край планшета — границу прямоугольной бреши в физическом мире, — ты бы кого выбрал?

— Для чего?

— Выбирать. С кем остаться.

Максу это не понравилось.

— Разве дети не делят, типа, время, или как-то так?

— Да, сначала так, но потом, понимаешь, обязательно придется выбирать.

Максу это сильно не понравилось.

— По-моему, с отцом веселее, — сказал он. — И гораздо меньше будут дергать. И наверное, больше всяких классных штук, и дольше у компа сидеть…

— Успеешь поразвлечься, пока не помрешь, от цинги или от меланомы, загорать-то будешь без защитного крема, или пока тебя не посадят в тюрягу за опоздания в школу каждый день.

— За это сажают?

— Посадят, если не свалишь сейчас отсюда.

— И я бы скучал по маме.

— А что мама?

— Она — это она.

Сэму его ответ не понравился.

— Но если бы остался с мамой, я бы скучал по папе, — продолжил Макс, — так что, наверное, я не знаю. А ты бы кого выбрал?

— Для тебя?

— Для себя. А я хочу там, где ты будешь.

Сэму это сильно не понравилось.

Макс запрокинул голову и смотрел на потолок, чтобы слезы закатились обратно в глаза. Почти как робот, но именно неспособность принимать неотъемлемое человеческое чувство и делала его человеком. Ну, или сыном своего отца.

Макс сунул руки в карманы — фантик от тянучки, огрызок карандаша с игры в мини-гольф, чек, на котором испарился текст, — и сказал:

— Вот я раз был в зоопарке…

— Ты был в зоопарке тыщу раз.

— Это анекдот.

— А.

— Ну вот, я раз пошел в зоопарк, поскольку слышал, что это, типа, лучший зоопарк в мире. Ну и, понимаешь, захотел увидеть сам.

— Наверное, было на что посмотреть.

— Ну, странность в том, что во всем зоопарке было только одно животное.

— Кроме шуток?

— Да. И это была собака.

— Аргус?

— Ты мне сбил весь рассказ.

— Повтори последнюю строчку.

— Я начну с самого начала.

— Давай.

— Однажды я пошел в зоопарк, поскольку слышал, что это лучший зоопарк в мире. Но дело в том, что там было только одно животное, на весь зоопарк. И это была собака.

— Надо же!

— Да, и оказалось, что это шитцу. Сечешь?

— И впрямь смешно, — сказал Сэм, не умея рассмеяться, несмотря на то, что искренне счел анекдот смешным.

— Ты понял, да? Шит зу?[5]

— Да.

— Ши. Тцу.

— Спасибо, Макс.

— Я тебе уже надоедаю?

— Совсем нет.

— Да, да.

— Вообще наоборот.

— А какой наоборот у надоедания?

Сэм запрокинул голову и, метнув взгляд в потолок, сказал:

— Спасибо, что не спрашиваешь, я ли это написал.

— А, — сказал Макс, комкая стершийся чек между большим и указательным пальцем, — это потому что мне наплевать.

— Я знаю. Ты единственный, кому наплевать.

— А оказалось, тут шитцу-семья, — заключил Макс, гадая, куда он направится, выйдя за дверь.

— Вот это не смешно.

— Может, ты просто не понял.

— Па-ап? — позвал Бенджи, вновь вбегая на кухню с бабушкой на буксире.

Он всегда произносил "пап" с вопросительным знаком, как будто спрашивая, где отец.

— Да, дружище?

— Вчера, когда ты приготовил обед, у меня брокколи касались цыпленка.

— И ты вдруг об этом вспомнил?

— Нет. Весь день думаю.

— Все равно в животе все смешивается, — сказал Макс с порога.

— Откуда ты? — спросил Джейкоб.

— Из маминой вагины, — сказал Бенджи.

— И ты все равно умрешь, — продолжил Макс, — так не все ли равно, что там касалось цыпленка, который все равно мертв.

Бенджи обернулся к Джейкобу:

— Это правда, пап?

— Что именно?

— Я умру?

— Макс, зачем? Для чего это было нужно?

— Я умру!

— Через много-много-много лет.

— А это что-то сильно меняет? — спросил Макс.

— Могло быть и хуже, — заметил Ирв. — Ты мог бы быть Аргусом.

— А почему Аргусом быть хуже?

— Ну, знаешь, одной лапой уже в печи.

Бенджи испустил жалобный вой, и тут, будто принесенная невесть откуда световым лучом, Джулия распахнула дверь и вбежала в комнату:

— Что случилось?

— А ты почему дома? — спросил Джейкоб, которого в этот момент все достало.

— Папа говорит, я умру.

— Вообще-то, — сказал Джейкоб с натужным смешком, — я говорил, что ты проживешь очень-очень-очень долгую жизнь.

Джулия взяла Бенджи на руки со словами:

— Конечно, ты не умрешь.

— Тогда приготовьте два замороженных бурито, — попросил Ирв.

— Привет, дорогая, — сказала Дебора, — а я уже тут начала ощущать эстрогеновое голодание.

— Мама, откуда у меня вава?

— У тебя нет никакой вавы, — вмешался Джейкоб.

— На коленке, — сказал Бенджи, указывая на совершенно здоровое колено, — вот тут.

— Наверное, ты упал, — предположила Джулия.

— Почему?

— Там нет абсолютно никакой вавы.

— Потому что падать — это часть жизни, — сказала Джулия.

— Это истинная жизнь, — сказал Макс.

— Красиво сказал, Макс.

— Истинная? — спросил Бенджи.

— Настоящая, — пояснила Дебора.

— Почему падать — это настоящая жизнь?

— Это не так, — сказал Джейкоб.