Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Очир соскочил с пенька, крикнул: «Хорошо я их?» - и с веселым смехом подбежал к сестре. Жаргалма утерла рукавом слезы, выступившие от смеха, и ответила:
- Хорошо. Только одно забыл… Коровы могли сказать тебе: «Не будешь кормить нас, не дадим молока. Хочешь есть лепешку с маслом, саламат на сметане, молочные сухари, сливки - корми досыта. Тогда молоко тебе будет и мясо».
Очир притих, задумался. Жаргалме почему-то вспомнилась старая Пеструха, которую Норбо решил продать в русскую деревню.
Жаргалма не помнит, когда последний раз смеялась до этого дня. Плакала много… «Нельзя всегда ходить без улыбки, - думает Жаргалма. - Хмурой тяжело быть. Я же молодая, должна петь, водить ёхор[9] с девушками, с парнями…» А из глаз падают слезы… Пришлось сказать брату, что дым костра едкий, от него и плачет…
Они выпили по чашке горячего чая, пахнущего дымом. В мешочке, который лежал на холодной земле, нашлась лепешка. Забавно грызть мерзлую лепешку, запивать горячим чаем.
Непостоянно осеннее небо. Вот вроде наступила зима. Выпал снег, замерзла в канавах вода. И вдруг - несколько дней подряд греет жаркое солнце, снова все растаяло. Потом опять холодно. Наступила пора, когда мясо уже не портится. Улусники все чаще режут коров, они жирные. Жаргалме почему-то вдруг захотелось бараньей почки. У них недавно забили яловую корову, почки и сейчас дома лежат, но ей надо бараньи. Она думает, что может много съесть, полную большую чашку. Даже разрезать не станет, будет сидеть и кусать от целой, рвать зубами. Никому не даст ни кусочка. Сколько будет почек - все съест и жирные пальцы оближет.
Вдруг Жаргалме стало страшно: бараньи почки маленькие, она может съесть хоть пятьдесят штук. Для этого придется зарезать двадцать пять овец. На чьи плечи ляжет тяжелый грех? На ее плечи, она захотела почек… Нет, она не станет думать о грехах.
Бараньи почки. Хоть бы штук десять. Нет, уж лучше двадцать. Три, пять дней, целую неделю есть почки. Раньше она и за мясо их не считала, глупая, наверно, была…
Она налила себе чаю, взяла лепешку. Фу, какая невкусная лепешка!
На другой день Жаргалма с утра стала думать о бараньих почках. Хотела сказать матери, да мать куда-то спешила. В полдень прибежал Очир, еще с порога крикнул:
- У Базаровых овцу режут!
Жаргалма к Базаровым заходила редко, делать у них нечего. А тут сразу засобиралась, будто ее звали туда. Живо переплела косы, повесила на грудь четки и украшения, боится, как бы не опоздать, как бы без нее не съели обе почки.
-- Ты куда нарядилась? - спросила мать.
- Так… К бабушке Самбе, - схитрила Жергалма.
- Сходи, сходи… Она жаловалась, что редко навещаешь.
Она пошла, а самой тревожно: нехорошо приходить в то время, когда режут овцу. Подумают, что на угощение напрашивается… Она же к ним не чаще двух раз в год заходит. Сейчас не цагалган, когда все ходят друг к другу богу молиться… Хоть ведь и особенного ничего нет, в одном же улусе живут…
Жаргалма быстро прошла мимо юрты бабушки Самбы - к ней можно и завтра зайти, не убежит, а почки могут сварить и съесть.
У Базаровых был кое-кто из соседей. На очаге стоял чугун со свежим мясом, на столе лежал бараний желудок, наполненный кровью, его будут варить.
- Жаргалма пришла! - искренне обрадовалась жена Базара. - Вот хорошо. Ты почему у нас редко бываешь? Садись сюда. Видно, умывшая тебя мать дала тебе доброе благословение - к твоему приходу у нас угощение, все тебе рады.
Хозяйка говорит очень громко, Жаргалме неловко, ей кажется, что она нарочно кричит, чтобы все заметили ее приход. Она забыла, что у Базара глуховатая теща, все привыкли кричать ей, стали и с другими громко разговаривать. Жаргалме хотелось сказать: «Мне мяса не надо, сварите поскорее почки, я вам спасибо скажу. За это я вам в любой работе помогу…»
Соседи вели обычные разговоры о своих делах. Разве вокруг очага бывает тихо, если сидят несколько улусников? Жаргалма не слушает, о чем они говорят, не понимает слов, будто в летнике стоит сплошное пчелиное жужжание. «Скорее варили бы, - волнуется она. - Мне бы даже не всю, только кусочек…»
- Папа, мне печенку в пеленке, - громко и нудно тянет мальчишка, сын Базара. - Мне печенку в пеленке…
- Заткните ему рот, - сердито говорит глуховатая теща Базара. - Дайте ему печенку.
Базар что-то проворчал, сердито посмотрел на сына, подвинул к себе деревянное корытце с мясом, отрезал большой кусок печенки, железными щипцами приготовил в очаге постель из красных углей, положил на нее печенку. Она зашипела, будто задышала, замурлыкала песенку…
- Не сгорела бы… - с испугом проговорил сын Базара.
Отец вытащил печенку, отряхнул приставшие к ней красные угольки, положил на тарелку, разрезал на четыре продолговатые части. Внутри она еще сыроватая, темная… Базар отрезал кусок тонкого узорчатого жира, разделил на четыре части, завернул горячие кусочки печенки, будто запеленал четырех близнецов.
Огонь обрадовался, запрыгал, ему хочется сдернуть с вертела вкусные кусочки. Базар поднимает вертел повыше, отстраняется от жадного пламени, поворачивает одной сторонкой к огню, другой - чтобы расплавленный жир хорошо пропитал печенку. Вот уже куски на вертеле стали золотисто-красные, Базар снимает их на деревянную тарелку.
- Ой, быстрее! - нетерпеливо вскрикивает мальчишка. Он больше не может ждать…
Пошел такой вкусный дух, будто не один, а все очаги улуса целый день жарили пуды свежей, сочной бараньей печенки. Такой дразнящий запах, что и у сытого слюна побежит. Жаргалма тоже глотает слюну, хотя ей печенки совсем не хочется. «Какой вкус у жареных почек? - лезет ей в голову глупый вопрос. - Хороший, наверно… Но ведь их не жарят на углях, а отваривают».
Жаргалме показалось, что огонь потускнел, словно обиделся, что ему досталось лишь несколько капель жиру. Глухая старуха, видимо, тоже заметила это из своего угла, строго сказала:
- Огню сделайте приношение…
Базар отрезал маленький кусочек жира, бросил в очаг.
Нетерпеливый сын Базара ест печенку. Душистая, чуть не дожаренная - такое угощение любому хану, любому
