С трудом поднявшись, она плюхнулась в кресло. Вскоре она уже изумленно разглядывала Фельдмана. Психиатр был, как ни странно, сдержан и спокоен. Даже слезы, словно по волшебству, высохли на его щеках. Гнев ее сменился завистью. И потом — смущением.

Неужели все это было наяву — ее истерика, его объятия? Неужели он действительно прошептал «Сара» столь же нежно и мелодично, как однажды шепнул имя Мелани? Фельдман оставался бесстрастным, как будто вовсе не было этой вспышки эмоций. Впрочем, он всегда был скрытен.

— Подождем несколько дней, Сара, а уж потом расскажешь отцу о случившемся, — с твердым венгерским акцентом произнес он. — Сейчас он неважно себя чувствует. И потом, тебе самой нужно время, чтобы смириться с утратой. Иначе не хватит сил поддержать отца.

— А как же похороны? Ему ведь нужно присутствовать на похоронах?

— Не знаю, нужно ли. Это мероприятие может оказаться слишком тягостным для него. — Фельдман устремил на нее пристальный, оценивающий, высокомерный взгляд, который ей до сих пор не удалось вычеркнуть из своей памяти. — Впрочем, и для тебя тоже.

— Я справляюсь. — Усилием воли она заставила себя выдержать его взгляд, иначе опытный психиатр мог без труда уловить ее минутную слабость. Но и это не помогло. На Фельдмана ее показная храбрость впечатления не произвела.

— Я бы хотел, чтобы ты пару месяцев посидела на лекарствах.

— Нет, — решительно отвергла она его предложение, как будто речь шла о дозе яда, а не о транквилизаторах, которые она принимала в недавнем прошлом.

— Сара, в этом нет ничего…

Она вскочила с кресла.

— Пошел ты!..

Он устало махнул рукой. Окинул ее участливым взглядом.

— Ну, хотя бы зайди в институт, — умоляюще произнес он. — Нужно же снять стресс. Тебе даже не придется видеться со мной. Я устрою так, что…

— Не надо ничего устраивать. Мне психиатр не нужен, — категорично заявила она и направилась к двери.

— Куда ты, Сара?

— Иду к отцу.

— Подожди.

— Мелани хотела, чтобы я его навестила, я намерена выполнить ее просьбу, только и всего. Я не буду ему ничего говорить до тех пор, пока ты не разрешишь мне это сделать. Просто побуду с ним немного. Потом поеду домой и…

Фельдман встал и подошел к ней. На нее опять пахнуло фруктовым ароматом табака.

— И что потом, Сара?

— Вскрою себе вены. Разве не этого ты от меня ждешь? Успокойся, Фельдман. Я постараюсь не повторяться, — лукаво улыбнулась она.

Психиатр не поддержал ее шутливого тона.

— Что ты собираешься делать, Сара?

— Я действительно не знаю. — В горле у нее пересохло, першило.

Он легко коснулся ее плеча.

— Я подумала о том, что когда-нибудь мы с Мелани встретимся, — сказала она, поморщившись от собственного признания. — Спасибо, Фельдман. Я прекрасно справлялась с собой, пока не вмешался ты.

Она широко распахнула дверь.

— Я позвоню тебе, Сара. Если ты передумаешь насчет медикаментов или курса терапии…

Она обернулась и устремила на него холодный осуждающий взгляд.

— Но ведь у тебя была связь с Мелани, Фельдман?

Отец устроился в шезлонге в солярии, что находился в южном крыле клиники. Отсюда открывался живописный вид на зеленые холмы, усыпанные сказочными домиками. На нем была бледно-голубая рубашка с расстегнутым воротом, светло-серые шерстяные брюки и темно-серый кашемировый жакет. Рассеянный солнечный свет бликами ложился на его лицо, и Саре отец вдруг предстал таким, каким она помнила его по далекому детству — красивым, строгим, божественно-величественным.

Когда дверь за ней закрылась, Симон Розен обернулся и улыбкой встретил появление дочери.

Увидев довольное выражение его лица — редкий случай, — Сара с облегчением подумала о том, что сегодня отец в форме.

Однако, уже приблизившись к нему, она заметила, что улыбка на его губах меркнет и взгляд хмурится. Как хорошо знаком был ей этот взгляд. Как ее коробило от него, и она начинала ненавидеть себя в эти минуты. Но, как ни странно, сейчас она была ему рада. Во всяком случае, взгляд этот был привычен. Встречи с отцом редко протекали в иной атмосфере.

Она подошла совсем близко, и отец еще больше помрачнел. Теперь он уже смотрел на нее с нескрываемым отвращением.

— Что, скажи на милость, ты сотворила со своими волосами? — раздраженно спросил он. Этот мерзкий тон отец, казалось, приберегал исключительно для нее.

— Я… ничего, — пробормотала она, застыв в изумлении. Вот уже несколько лет она не меняла прическу. Он не помнит. Он опять в другом измерении.

— Не мельтеши перед глазами, Черил.

Черил? У Сары перехватило дыхание. Он принимал ее за мать. Он был в прошлом и увлекал ее за собой. Напоминая, что не только ей адресован этот раздраженный, мрачный тон. Долгие годы они с матерью по очереди становились мишенями отцовского гнева и недовольства.

Он чуть запрокинул назад голову — как делал всегда, когда злился.

— Что, Мелани еще не вернулась из школы? Скажи ей, что я хочу ее видеть немедленно, как только появится. До четырех я свободен.

Сара почувствовала, как закипают в ней давние обида и ревность. Ей стало так горько, что захотелось тут же выплеснуть страшную правду. Она не придет домой, черт бы тебя побрал. Она уже никогда не придет домой. Твою любимицу Мелани убили. Она мертва. Ты потерял ее навсегда. Кроме меня у тебя никого больше нет, самодовольный ты дурень. Ну, что скажешь?

Он огляделся по сторонам, потом опять сурово уставился на нее.

— Где моя книга назначений, Черил? Вечно ты все перекладываешь. Сколько раз я тебе говорил?.. — Он запнулся, став вдруг жалким и потерянным. Поморгав, он устремил на нее остекленевший взгляд. — Кажется, я тебя знаю. — Лукавая улыбка тронула его губы, мгновенно преобразив лицо, придав ему озорной, мальчишеский вид. — Ты ведь моя массажистка, верно? Девушка с удивительными руками. Мне раздеться, милочка?

Сара содрогнулась.

За ее спиной хлопнула дверь. Отец обернулся и, увидев молоденькую медсестру, жестом приказал Саре уйти.

— Мелани, это ты? Иди ко мне, малышка…

Уже сгущались сумерки, когда Сара подъехала к автостоянке на Валенсии возле своего дома. Она припарковалась прямо позади фургона передвижной телестанции Седьмого канала. Выйдя из машины, Сара заметила с десяток репортеров и фотокорреспондентов, толпившихся у ее подъезда.

Проклятье. Слетелись, стервятники.

— Мисс Розен?

Она обернулась и оказалась лицом к лицу с мужчиной, который был одного с ней роста. Его темные волосы явно нуждались в стрижке и укладке, осунувшуюся физиономию не мешало бы побрить, а одежду — выгладить. Взгляд его серых глаз был исполнен печали и меланхолии. Именно это и тронуло Сару, задело за живое. Может, потому она и задержалась возле незнакомца.