Даже Одри начала волноваться.

— Видимо, все-таки придется заплатить, сколько просят. Не ночевать же на улице, — заметила она.

— Давайте еще немного пройдемся, — предложила Маргарет. — Я подумала: не отойти ли нам подальше от порта? Тут все такое грязное, а они думают, коль скоро здесь так много народу, то можно ободрать нас как липку.

Мы прошли по узким улочкам, которые в конце концов вывели нас на маленькую площадь, очень уютную. В центре стояла статуя в окружении цветочных горшков с яркими цветами. И еще там было небольшое кафе со стульями и столиками на булыжной мостовой, а рядом с ним — крошечная пекарня.

Именно я заметила на двери между кафе и пекарней вывеску с надписью старинным шрифтом: «Отель Ришелье».

— Забавный отель, но попытаться стоит, — сказала Маргарет.

Нам отворил дверь немолодой мужчина с большими усами, судя по всему, ровесник дядюшки Одри. У него были седые жирноватые волосы, которые он зачесывал набок, чтобы скрыть лысину.

Он с энтузиазмом закивал, когда Маргарет объяснила, что мы ищем недорогое место для ночлега.

— У меня очень хороший цена для юных хорошеньких англичанок, — объявил он нам. — Вы согласны?

— Да, да, мы согласны, — сказала Маргарет.

Он провел нас вверх по лестнице, пропахшей все тем же непривычным иностранным запахом нафталина и кофе. Одри сказала, что нам надо устроиться в одном номере, чтобы сэкономить деньги, так что он дал нам ключ и проводил в номер. Комната оказалась крохотной, с одной двуспальной кроватью и комодом, но мы сказали хозяину, что все просто превосходно.

— Я прийти позже посмотреть, что вы всем довольны, — сказал он и, прежде чем уйти, подмигнул нам.

Маргарет захлопнула дверь и прислонилась к ней спиной.

— Как вы думаете, почему он с такой радостью предложил «хорошую цену трем хорошеньким англичанкам»? — спросила она. — И к чему все это подмигивание?

Одри какое-то время молча смотрела на нее, а потом прошептала:

— О господи, нет! Гадость какая.

Я все еще не понимала:

— Вы о чем? Что за гадость?

— Не бери в голову, Кэтрин, просто помоги нам передвинуть кровать к двери и, если среди ночи услышишь, как кто-то постучится в дверь, лежи тихо как мышь, — ответила Маргарет.

Мы передвинули кровать вплотную к двери — так, чтобы снаружи ее нельзя было открыть, а затем залезли под старое несвежее одеяло, пропахшее плесенью. Если не считать пирога и супа, мы с самого обеда ничего не ели. К тому же запах разных вкусностей, готовившихся в кафе под нами, немилосердно щекотал нам ноздри. Но, несмотря на то что в животах у нас урчало, мы не осмелились выйти из номера.

Когда я проснулась на следующее утро и обнаружила, что лежу между тесно прижавшимися ко мне Одри и Маргарет, то сначала смутилась немного, но потом поняла, что мы во Франции. Мое сердце неистово заколотилось от волнения, но тут я почувствовала, что живот мой свело от голода.

— Девчонки, просыпайтесь, — сказала я, расталкивая их. — Пойдемте посмотрим, не открылась ли пекарня. Я умираю с голоду.

Но Одри нельзя было торопить. Она неторопливо копалась у себя в рюкзаке, вытаскивая на свет божий разнообразную косметику и тщательно накладывая ее на лицо. Затем она расправила складки своей хорошенькой летней юбочки и надела босоножки.

— Что еще у тебя там? — спросила я, заглядывая в ее рюкзак. — И как это все туда поместилось?

— Надо умело распределять свободное пространство, — заявила она с оттенком превосходства. — Если мы хотим, чтобы нас кто-нибудь согласился подвезти, нам надо выглядеть презентабельно.

У дверей мы не обнаружили никаких признаков странного портье, поэтому просто оставили на конторке немного денег и вышли на улицу. Из-за дверей пекарни доносились аппетитные запахи сдобы. Хозяйка оделила нас свежими рогаликами, только что вынутыми из духовки, и сказала, что в кафе по соседству нам нальют кофе. Я не могла больше ждать, накинулась на рогалик и съела его, стоя прямо посреди улицы. Ничего вкуснее я в жизни не пробовала.

Официант в кафе держался с нами очень любезно. Когда он увидел, что мне не очень понравился кофе, то принес мне чашку чая за счет заведения. Чай был тоже не очень хорош — слишком слабый и щедро разбавленный молоком, — но я все равно его выпила.

Маргарет спросила у него, откуда, по его мнению, нам лучше всего начать путешествие автостопом.

— Вам надо добраться до одного из шоссе, которое ведет из города, — ответил он на сносном английском. — Но пешком это довольно-таки далеко. Если вы немного подождете, мой двоюродный брат зайдет за своим кофе, а потом, может, и подбросит вас.

Официант посоветовал нам держаться подальше от больших городов и административных центров.

— Очень много машин идет в Париж, но там все очень дорого. Вы найдете жилье подешевле в маленьких городках, да и люди там добрее.

Меня вдруг поразила чудовищность того, во что мы ввязались. У нас не было ни малейшего понятия о том, сколько времени займет у нас поездка в Рим, где мы будем ночевать и какие люди попадутся нам на пути. Я прижала к груди свой рюкзак. Мне вдруг отчаянно захотелось обратно на паром: переправиться через Ла-Манш и оказаться дома.

Должно быть, Маргарет почувствовала то же самое, потому что пролепетала едва слышным голосом:

— А что, если никто не остановится, чтобы нас подвезти?

Одри нахмурилась. Даже она уже растеряла свою уверенность.

Но официант только рассмеялся:

— У таких хорошеньких английских леди, как вы, не будет никаких проблем, я в этом не сомневаюсь, — сказал он, а потом принес нам за счет заведения еще чая и кофе и пирожное с шоколадным кремом, которое мы разделили на троих.

Его двоюродный брат оказался стариком, да вдобавок весьма неприветливым. Но он согласился вывезти нас на своем автомобильчике за пределы Кале и оставить на удобном для автостопа месте. Одри расположилась на переднем сиденье и поделилась с ним сигаретами, а мы с Маргарет, сидя сзади, глядели в окно, стараясь не думать о том, с какой скоростью он мчится.

Он высадил нас у старой каменной церквушки. Когда я стояла и смотрела, как он уносится прочь, я почувствовала себя брошенной, хотя его никак нельзя было назвать дружелюбным человеком, а машину он водил просто отвратительно.

Одри взбила волосы и подкрасила губки, встала у обочины дороги и выставила вперед большой палец. Мы стояли рядом с ней, с надеждой улыбаясь всякий раз, когда приближалась машина. Несколько автомобилей проехали мимо, не сбавляя скорости, но похоже, Одри это нисколько не обескуражило. Она продолжала стоять там, в своей легкомысленной юбочке, помахивая большим пальцем и улыбаясь каждому приближавшемуся автомобилю.

Наконец какой-то грузовик сбавил скорость и остановился немного впереди нас. Схватив в охапку вещи, мы побежали к машине. Водитель сказал, что его зовут Жан-Люк и что он направляется в Амьен. Одри повернулась к нам, быстро кивнула, а затем вскарабкалась в кабину рядом с ним.