– На окнах ставни, – пояснил Док. – Она никак не могла прилететь к тебе. Это была большая или маленькая птица?

Мэри задумалась на секунду.

– Большая, – наконец произнесла она. – Я такой никогда не видела. У нее был длинный клюв, большие крылья, словно посеребренные кончики перьев и блестящие коричневые глаза, круглые как блюдца. – Мэри рассмеялась. – Правда, не такие большие. Было бы смешно, если бы глаза оказались больше самой птицы, правда?

Док торопливо полез в шкафчик с медикаментами, вынул оттуда пузырек с таблетками и вытряхнул себе на ладонь три штуки.

– Выпей, Мэри, это витамины, – сказал он и, не давая ей опомниться, сунул в руки стакан, наполовину наполненный водой.

Его всегда держали на видном месте. По утрам Док лично ополаскивал стакан и наливал свежую воду. Он частенько пичкал Мэри успокоительными, и иногда вода требовалась срочно, чтобы пациентка не успела опомниться и выплюнуть лекарство. Именно по этой причине в комнате Мэри тоже поселился стакан с водой.

Мэри покорно взяла три таблетки и стакан, прекрасно зная, что никакие это не витамины, но на этот раз не стала возражать.

– А еще мне кажется, что в стенах водятся мыши.

– В стенах? – растерянно переспросил Док.

– Я слышу, как они шуршат.

– Это правда, Док, – вдруг вступил в разговор Вик. – Я тоже их слышу. В этом нет ничего удивительного, дом довольно старый, за обшивкой вполне может шуршать всякая живность. Лишь бы не тараканы! – добавил он и содрогнулся.

Мэри рассмеялась.

– Такой большой и сильный мужчина, а боится каких-то насекомых!

Вик стрельнул в ее сторону неприязненным взглядом.

– Расскажи еще про птицу, – попросил Док.

– Мне больше нечего рассказывать. – Мэри пожала плечами и демонстративно зевнула. – Можно, я пойду спать?

– Иди, конечно, иди, – сказал Док.

Мэри вышла из комнаты, но никуда не пошла, а выплюнула в ладонь не проглоченные таблетки и тут же приникла ухом к закрытой двери.

– Ты ей дал снотворное? – услышала она голос Вика.

– Нет, обычное успокоительное.

– Что ты думаешь по поводу этой птицы?

– Галлюцинации. Очень плохо, что средь белого дня. Хотя, возможно, ей это действительно приснилось, а она выдала сон за реальность.

– Что делать думаешь? Скоро у нее должны начаться репетиции.

Док вздохнул, и Мэри услышала, как что-то звякнуло и стукнуло. Наверное, Док сам хлебнул успокоительного из ее стакана.

– Нельзя ей играть на сцене. Зря мы позволили ей вернуться.

– Но постоянно держать ее взаперти мы тоже не можем.

– Можем, пока оплачивают все ее счета.

– Я позавчера разговаривал с ее дядей. Он советовал усилить надзор за ней.

Док раздраженно фыркнул.

– Куда уж строже! Она никуда не выходит. На окнах ставни, мы всегда дома. Чего он боится?

– Боится, что она удерет с этим докторишкой, будь он неладен.

– Она больна. Ни один человек, как бы он влюблен в нее ни был, не станет связываться с сумасшедшей.

Мэри отпрянула от двери и не стала больше задерживаться возле нее. Она вошла в свою комнату, поплотнее задернула занавески и свернулась калачиком на кровати.

Слова Дока больно ранили ее. Однако он прав. Никто не станет терпеть возле себя сумасшедшую. Вику и Доку платят только потому, что они постоянно и непрестанно рядом.

Но больше никого нет рядом с ней. Ни друзей, ни родных, ни любимого человека…

Мэри услышала приближающиеся шаги и притворилась спящей. В комнату кто-то заглянул и тут же снова закрыл дверь. Несомненно, это был Вик. Только он умеет ходить почти бесшумно.

Проверял, не солгала ли я, когда сказала, что пойду спать, подумала Мэри. А даже если и солгала, что с того? Куда еще мне идти, кроме этой комнаты?

– У тебя есть что надеть? – спросил Вик, позевывая. – Твой дядя попросил меня проследить, чтобы ты выглядела на этом вечере блестяще.

– У меня нет столько украшений, чтобы блестеть, словно рождественская елка, – мрачно ответила Мэри.

– Вопрос не ко мне. Хотя я считаю, что все эти дорогие побрякушки – никчемная трата денег.

– Это выгодное вложение средств.

– Я предпочитаю класть свои деньги в банк.

– Банк может лопнуть, а побрякушки, как ты их называешь, вряд ли обесценятся в ближайшие столетия.

– Их могут украсть.

– Деньги тоже могут украсть.

– В таком случае я предпочту вложить деньги в себя, – хохотнул Вик. – Что толку их хранить? Деньги для того и предназначены, чтобы их тратить, получая от этого удовольствие.

– А потом, когда они закончатся, что ты будешь делать? – поинтересовалась Мэри.

– Я не такой идиот, чтобы потратить все, что у меня есть. Я всегда буду работать. И конечно же у меня есть некоторый запас на черный день.

– Что-то подсказывает мне, что у тебя есть запас как минимум на черное пятилетие.

– Не лезь в мои финансовые дела.

– И не думаю. Хотя не понимаю, где справедливость? Ты же вечно суешь свой нос в мои финансовые дела.

– Давай-ка одевайся скорее, – резко одернул ее Вик. – Иначе мы опоздаем.

– Ну и что? Разве ты не знаешь, что многие звезды любят появляться последними, чтобы привлечь всеобщее внимание?

– Ты и так привлечешь внимание, разговоры о тебе будут длиться еще долго. Если, конечно, ты не провалишь свою следующую роль.

– Конечно, я ее не провалю, – без тени сомнения ответила Мэри. – Я превосходная актриса.

– Ой, какое огромное у нас самомнение! – фыркнул Вик. – Не вижу ничего особенного в твоем так называемом таланте. Да и самого таланта тоже не вижу.

– Это потому, что ты слишком далек от искусства, – равнодушно заметила Мэри. – Ты многого не способен понять.

Вик в очередной раз фыркнул, но ответить не успел, так как в дверь комнаты Мэри постучали.

– Входи, Док, – сказала она. – Я почти готова. Вот только причешусь.

Док вошел в комнату и по стойке «смирно» встал подле Вика.

– Что с тобой, Док? – спросил тот. – Ты двигаешься, как робот.

– Этот костюм стал мне немного маловат, – смущенно пояснил Док. – К тому же я боюсь его помять.

Мэри, стоявшая у зеркала с расческой в руках, принялась рассматривать отражение Дока. На нем был старомодный костюм, в котором – она это знала по фотографиям – Док был на собственной свадьбе почти три десятка лет назад.