Вечером 12 мая 1803 г. посол Англии Уитворт покинул Париж. Через четыре дня, 16 мая, Великобритания официально объявила Франции войну. А еще через сутки, в полдень 18-го числа, адмирал Нельсон поднял свой флаг на линейном корабле «Виктори». В этот же день английские военные корабли напали на французские торговые суда неподалеку от мыса Уэссан. Прогремели первые выстрелы пушек великой войны, которой суждено было длиться двенадцать лет.

Правящие круги Англии вступили в войну с энтузиазмом. На заседании палаты лордов 23 мая 1803 г. звучали только возгласы в поддержку войны. «Нужно наказать Францию!» — воскликнул герцог Кларенс, лорд Спенсер декларировал: «Без войны нельзя обойтись!» — а лорд Гренвиль, вторя ему, изрек: «Война — это сейчас необходимость».

Беспристрастный анализ ситуации легко мог показать, чего следовало ожидать от этой войны. Так как у англичан не было сухопутных сил, становилось ясно, что они снова всеми силами будут стараться вовлечь в войну против Франции континентальные державы. С другой стороны, было очевидно, что, не имея возможности сойтись с противником в равном бою на море, французы будут стараться расширить сферу своего влияния на суше, получить новые морские базы, корабли и моряков. Иначе говоря, англофранцузская война была чревата войной на континенте.

Поддержав амбиции английского правительства, Александр I и Семён Воронцов выпустили джинна из бутылки, и теперь остановить эскалацию конфликта было непросто. Кстати, сам царь прекрасно понимал, что англо-французская война означала вооружённую борьбу по всей Европе. Несколько позднее он написал Фридриху-Вильгельму Прусскому, очень точно оценивая значение этого конфликта: «До тех пор, пока будет продолжаться война между Францией и Англией, не будет спокойствия для всех держав континента».

Интересно, как действия русского правительства в эти дни оценивал баварский посланник Ольри. Вот что он написал в письме от 19 апреля (1 мая) 1803 г.: «…Она (Россия) одна могла бы твердым и энергическим вмешательством устранить угрозу и изменить положение, чтобы сохранить общественное спокойствие…»

Как уже упоминалось, англичане начали «боевые действия» с того, что атаковали на морях французские торговые суда. В результате пиратских действий британского военно-морского флота было захвачено 1200 французских и голландских торговых судов и конфисковано товаров на огромную сумму — 200 миллионов франков.

В ответ Бонапарт 22 мая распорядился конфисковать во всех портах английские корабли, запретил покупать и продавать английские товары и приказал арестовать всех англичан, находившихся на территории Французской и Итальянской республик. Генерал Мортье с 13-тысячным корпусом получил приказ занять Ганновер, наследственное владение английских королей на севере Германии.

Через несколько дней ганноверская армия капитулировала, а её солдаты и офицеры были распущены по домам. Одновременно отряды под командованием генерала Сен-Сира заняли порты на юге Апеннинского полуострова[17]. Хотя первые выстрелы уже прогремели, в июне 1803 г. Бонапарт обратился к русскому императору со смелым предложением: пусть Александр станет судьей во франко-английском споре. Первый консул заявил, что доверяет объективности царя и желает, чтобы его арбитраж был «как можно более неограниченным». Речь, таким образом, шла не о переговорах, а о том, чтоб Александр выступил третейским судьей и сам постановил, кто и на что имеет право. Англия и Франция могли принять этот суд или отказаться от него и продолжить войну.

Однако русский арбитраж решительно отвергла Англия. Интересно, что Семён Воронцов уже настолько отождествлял себя с английскими правящими кругами, что сам мотивировал отказ англичан от лица английского министра иностранных дел. Русский посланник указал, что «он (Хоуксбери) не обладает даром выражаться определённо и ясно, а пишет ещё более туманно (!!)». Поэтому Семён Романович, чтобы было понятнее, написал сам: «…Ни Мальта, ни какой-либо другой отдельный вопрос не могли бы обеспечить этот необходимый всем народам Европы покой… Ввиду обид и величайших оскорблений, которые Бонапарт постоянно наносит королю и английскому народу (!)». Иначе говоря, цель войны — не отстоять английскую военную базу, а уничтожить Францию и Бонапарта. «Надо спасать саму Европу от гнетущего ее ярма, которое раздавит ее». А для спасения Европы, как считал Воронцов, нет ничего лучше, чем пушки английских кораблей: «Благоденствие Южной Италии, Средиземноморья и Леванта настоятельно требует присутствия английской эскадры в этом море».

Отказ англичан от русского арбитража стал неожиданностью для Петербурга. Не смутившись, однако, этим, царь вместо арбитража предложил посредничество в переговорах между Францией и Англией. Причем, прежде чем начать переговоры, французы должны были вывести свои войска из Ганновера и Южной Италии.

На этот раз взорвался Бонапарт. «Арбитраж мог привести к миру, — написал он своему министру иностранных дел, — потому что речь шла об обращении к справедливому человеку, решение которого можно было принять, не подвергаясь бесчестию. Переговоры же в теперешних обстоятельствах не приведут ни к чему».

Одновременно деятельность Моркова и его контакт с роялистами окончательно вывели из себя Бонапарта. «До тех пор, пока мир не был нарушен, в Париже терпели господина Моркова, хотя он действовал так, как будто был англичанином. Тогда это было безопасно. Но теперь, когда идет война… присутствие (в качестве посла) человека, столь отрицательно настроенного по отношению к Франции, является уже не просто предметом, вызывающим раздражение первого консула», — писал Талейран в депеше французскому послу в Петербурге, излагая мотивы, по которым Бонапарт просил отзыва графа Моркова.

Если в официальном ответе Александр хотя и был язвителен, но все же выбирал выражения, то, обращаясь к Моркову, он не видел необходимости сдерживать эмоции. По его поручению А. Воронцов написал: «Имею честь сообщить Вашему превосходительству, что Первый консул написал Его Императорскому Величеству письмо, в котором он потребовал Вашего отзыва, и господин Талейран сопроводил его депешей по этому же поводу… Содержание последнего письма достойно его автора и представляет собой ужасающую и глупую ложь… Я сообщаю Вам, господин граф, насколько Его Императорское Величество был шокирован этими обвинениями, и насколько он уверен в их лживости…» Со своей стороны в конфиденциальном послании Воронцов также полностью поддержал Моркова: «То, как с Вами обращались во Франции, не может удивить, ибо от Первого консула нечего ждать другого, кроме как насилия и бесстыдства. Все его поступки скорее похожи на поступки гренадера, который выбился в люди, чем на поведение главы великой нации».

Эти абсурдные дифирамбы бездарному послу и поток оскорблений в адрес главы государства, который делал всё для сближения России и Франции, лучше всего выдают настроения Александра. Но царь не ограничился одними словами. Отзывая Моркова, он прислал ему в награду бриллиантовую звезду ордена Св. Андрея Первозванного — высшую награду Российской империи!