– Почему им никто не поможет?

– Им невозможно помочь. Никто не знает – как. Все на свете старится и умирает, вы – от старости, я – от ржавчины. Это не земные деревья. Их много веков назад принес один из тех, кто скитается среди звезд.

Вот опять, подумал молодой человек, я слышу о путешествии к звездам. Охотники на буйволов рассказывали о людях, которые отправляются к звездам, и сегодня утром об этом упомянула девушка, с которой он говорил. Девушка-то должна знать – ведь она может беседовать с деревьями. Интересно, подумал он, говорила ли она когда-нибудь с призрачными деревьями на холме?

Она может говорить с деревьями, а он может убивать медведей, и неожиданно в памяти всплыл миг, когда в балке поднялся на дыбы тот последний медведь. Но теперь, по какой-то странной причине, это был совсем не медведь, а деревья на холме, и появилось то же чувство: будто он выходит из собственного тела и с чем-то соприкасается. Но с чем? С медведем? С деревьями?

Затем все исчезло, он опять вернулся в свое тело, и все стало правильно и хорошо. Музыка наполняла собою мир и гремела под небесами.

Езекия сказал:

– Вы ошибаетесь насчет деревьев. Нет у них никакого недуга. Мне кажется, именно сейчас они играют как никогда.

Ночью Джексон пробудился и заснуть снова уже не смог. Он знал, что не тело его пренебрегает сном; это его ум, переполненный думами и дурными предчувствиями, отказывался отдыхать.

В конце концов он встал и начал одеваться.

– Что такое, Джейсон? – спросила Марта со своей кровати.

– Не спится, – ответил он. – Пойду пройдусь.

– Надень плащ. Ветер ночью холодный. И не беспокойся. Все образуется и будет хорошо.

Спускаясь по лестнице, он подумал, что Марта не права и знает, что не права. Ничего не образуется. Стоит людям вернуться на Землю – и жизнь непременно изменится, и уже никогда не будет такой, как прежде.

Когда он вышел во внутренний дворик, из-за угла кухни показался старый Баусер. Не было ни молодого пса, который обычно сопровождал Джейсона во время прогулок, ни остальных собак. Либо они спали, либо отправились охотиться на енота, а может быть, учуяли мышей в кукурузных снопах. Ночь была тиха, прохладна и исполнена холодного и одновременно печального чувства. Над темной массой поросшего лесом утеса на другом берегу Миссисипи висел тонкий месяц. В воздухе стоял слабый запах опавшей листвы.

Джейсон пошел по тропинке, ведущей к оконечности мыса и слиянию рек. Старый пес увязался за ним. Месяц светил совсем тускло, хотя, сказал себе Джейсон, свет им не нужен. Он столько раз ходил этой тропинкой, что нашел бы ее даже в полной темноте.

Земля спокойна, подумал он, не только здесь, но повсюду. Спокойна и отдыхает после тех бурных столетий, когда человек вырубал деревья, вырывал из ее недр минералы, распахивал прерии, строил дома на ее широких просторах и вылавливал рыбу в ее водах. Неужели после краткого отдыха все начнется сначала? Направляющийся сюда корабль послан, чтобы отыскать старушку Землю, удостовериться, что астрономы не ошиблись в своих расчетах, осмотреть и доставить назад сообщение. А потом, думал Джейсон, что будет потом? Не предъявят ли люди права на свою собственность? Хотя он очень сомневался, что человек в самом деле был когда-либо истинным хозяином Земли. Правильнее было сказать, что люди захватили ее, отняв у других существ, которые имели на нее столько же прав, но не обладали разумом, умением или достаточной силой, чтобы эти права отстоять. Человек был бесцеремонным, высокомерным захватчиком, а не владельцем, хозяином. Он одержал победу силой разума, которая может быть не менее отвратительна, чем сила мускулов, и при этом создавал собственные правила, ставил свои цели, устанавливал свои собственные ценности и полностью игнорировал все прочее, что было живого на Земле.

Из дубовой рощи поднялась неслышная тень и проплыла вниз, в глубокую лощину, где ее поглотили тьма и безмолвие, частью которых она была. Сова, сказал себе Джейсон. Совы здесь водились во множестве, но днем они прятались. Что-то прошелестело в листьях. Баусер поднял ухо и принюхался, но то ли был слишком мудр, то ли слишком стар и тяжел на подъем, чтобы броситься вдогонку. Ласка, скорее всего, а может быть, норка; хотя для норки, пожалуй, далековато от воды.

Человек узнает своих соседей, подумал Джейсон, когда перестает на них охотиться. В былые времена он вместе с другими ходил на охоту, дичи тогда было много. Они называли это спортом или развлечением – мягкое обозначение той жажды крови, которую человек принес с доисторических времен, когда охота была средством для поддержания жизни. Человек – родной брат других хищников и, подумалось Джейсону, самый большой хищник из всех. Теперь таким, как он, не было нужды охотиться на своих братьев – обитателей лесов и болот. Мясом их обеспечивали стада коров и овец, хотя, полагал Джейсон, употребляя в пищу даже такое мясо, человек не перестает быть хищником. Если бы кому-то взбрело в голову поохотиться, ему пришлось бы вернуться к луку со стрелами и копью. Ружья по-прежнему лежали в своих чехлах, и роботы их тщательно чистили, однако запас пороха давно иссяк, а чтобы возобновить его, потребовалось бы прочесть немало книг и затратить много усилий.

Тропинка поднялась на холм, к небольшому полю, где в снопах стояла кукуруза и на земле еще лежали тыквы. Через день-два роботы уберут тыкву, а кукуруза, вероятно, так и останется в снопах, пока не закончатся другие осенние работы. Ее можно будет свезти в хранилище позже или лущить прямо в поле уже после того, как выпадет снег.

Снопы в тусклом лунном свете походили на индейские вигвамы. Отнесли ли роботы в лагерь Горация Красное Облако пшеничную и кукурузную муку, ветчину и все, что Джейсон распорядился туда доставить? Скорее всего, да. Роботы чрезвычайно аккуратны во всем, и он в который раз уже задал себе вопрос, что же они находят в том, чтобы заботиться о нем и о Марте, работать по дому и на ферме. И, коли на то пошло, что вообще важно для роботов? Езекия и прочие, что живут в монастыре, роботы, которые строят нечто непонятное выше по течению реки… Этот вопрос, как он понимал, восходит к древним соображениям выгоды, которые в свое время безраздельно владели человечеством. Не стоит ничего делать, если от этого нет материальной отдачи. Старая привычка, старый образ мыслей, и Джейсон слегка его устыдился.

Если люди опять завладеют Землей, снова утвердятся соображения выгоды и основывающиеся на ней философские концепции. Земля, если не считать пользы, извлеченной из пяти тысяч лет свободы от человеческой чумы, окажется не в лучшем положении, чем прежде. Наверняка люди, которые сюда явятся, пожелают завладеть ею вновь. Они, конечно, поймут, что основные ресурсы Земли исчерпаны, но могут отбросить даже это соображение. Может быть (Джон ничего об этом не говорил), многие из них испытывают страстное желание вернуться на планету своих предков. Пять тысяч лет – достаточный срок, чтобы они стали считать планеты, на которых сейчас живут, своим домом, но кто их знает? В лучшем случае на Землю хлынут потоки туристов и паломников, жаждущих поклониться родине человечества.