Левой рукой он прикрыл левый глаз. Правый, оставшись в одиночестве, смотрел на него, как маленький испуганный зверек. Пригнувшись ближе, он разглядел признак воспаления, красноту на внутренней оболочке века, могущую оказаться началом чего-то, чего он со страхом ожидал уже давно. Может ли глаз пострадать от того, что он увидел? Слишком яркий свет ослепляет. Что еще? Хотя он изучал глаз, как подобие фотоаппарата, подобие изготовленной из стекла и металла камеры, глаз не был механизмом. Он жил, освещал лицо, омывался слезами. Неужели он мог смотреть на живого ребенка так же, как на двухдневный детский труп? Не может же быть, чтобы на таком тонком механизме это не отразилось? Не может быть. Не мог он в это поверить.

В спальне он нашел дистанционный пульт, включил телевизор и начал переключать каналы, пока не набрел на канал «Погода в США» («Сегодня, Диана, за пределами Лоутона самая высокая температура ожидается около восьмидесяти…»). Картинку на экране было трудно разглядеть из-за солнца, но она была ему и не нужна, он только хотел слушать. Он испытывал странное влечение к этому каналу с тех пор, как наткнулся на него много лет назад в автодорожной гостинице в Техасе. Поначалу его рассмешило и поразило то, что целый канал отведен только прогнозу погоды; затем оказалось, что бесконечное описание переменных условий в местах, о которых он ничего или почти ничего не знал, успокаивало его, как в детстве убаюкивают голоса взрослых, обсуждающих что-то за столом поздним вечером.

Когда после короткой, проведенной в молчании поездки от «Юнион-стейшн» Сильвермен высадил его без пятнадцати четыре утра напротив гостиницы, он сказал ему, что собирается на следующий день погулять по городу, может быть, съездить на Ниагарский водопад. Сильвермен одобрил. Несмотря на избыток коммерческой рекламы, на водопад, несомненно, стоит взглянуть. Над водой скользят вагончики канатной дороги, и понаблюдать за новобрачными довольно забавно. Затем Клем протянул руку сквозь открытое окно машины, и они, суровые, как потерпевшие поражение генералы, обменялись рукопожатием, словно прощались не на ночь, а навеки.

В ящичках на столе у регистратуры Клем видел проспекты туристских компаний. Если попросить управляющего, он наверняка что-нибудь организует. Вместо того чтобы торчать целый день в номере гостиницы, можно поехать на автобусе, пообедать там, посмотреть водопад и вернуться к вечеру. Посещение водопада придаст смысл всей его поездке, прикидывал он, сознавая при этом, что размышляет вяло и что скоро придется брать себя в руки. Чем занимался? Ездил полюбоваться на водопад — одно из чудес света. И как водопад? Очень впечатляющий. Очень сильно впечатляет.

Он вытащил из холодильника с раскрашенной под дерево дверцей бутылку пива, пакетик соленых орешков и опять опустился на кровать, опершись о спинку. Если позже захочется есть, всегда можно будет послать за обедом в китайский квартал. Все остальное — болеутоляющее, напитки, сигареты — у него было с собой. На экране по горам и долам бродили тени в человеческом обличье. Пустыни, города. Передавали последние сводки из дельты Миссисипи, нагорий Виргинии, озера Флетхед. Из округа Калверт сообщали, что неожиданно налетевшим смерчем швырнуло сквозь витрину магазина ребенка, но смерч уже утих, население занималось ликвидацией поломок, а ребенок, в общем-то, чувствует себя неплохо.

В понедельник Клем уезжал. Он проспал мертвым сном тринадцать часов кряду и, проснувшись, обнаружил на ковре у двери новую записку. В ней сообщалось, что звонил господин Сильвермен (но Клем спал и ничего не слышал). Господин Сильвермен сожалел, что не сможет сегодня увидеться с господином Глассом — дела, совершенно неожиданное срочное задание. Он желал господину Глассу счастливого пути и надеялся встретиться с ним в другое время.

Приняв душ, Клем направился в кафе, в котором сидел рядом со студентами в первый день. Было прохладнее, по небу ползли низкие дождевые облака. Он заказал эспрессо и бублик с сыром. Сжевав полбублика, он проглотил пару таблеток ибупрофена. За ночь болевая точка превратилась в сложно сплетенный венчик, наподобие цветочной головки с перехлестывающимися лепестками, сдавливающими кожу под самой бровью. Пришло мрачное воспоминание о Норе, как она замертво упала в передний ряд на заседании Комитета женщин южного Бристоля по повышению зарплаты; потом беглая мысль о деликатности (или отъявленной трусости) Сильвермена, благодаря которой им не пришлось больше краснеть друг перед другом. Он закурил первую утреннюю сигарету, сплюнул, раздавил ее и пошел прочь («Удачного вам дня!» — пожелал ему вслед парнишка за стойкой) — пошел бродить по городу, час, два, чтобы избавиться от навалившейся апатии. Кровь сгустилась, как сироп. Он двигался быстро, почти бежал. Прошел короткий дождь, но он не останавливался — дождь был ему на пользу. В два он съел тарелку лапши удон в кафе на Дандас-стрит. В три вернулся в гостиницу и собрал вещи. Пытался оплатить счет картой «Виза», но машина выплюнула ее два раза подряд.

— Может, система не в порядке, — с сомнением сказал управляющий.

Клем порылся в карманах, нашел в них какие-то совсем позабытые доллары и заплатил наличными.

На последний четвертак он доехал подземкой до станции «Йоркдейл» и, потратив меньше трех долларов, пересел на идущий в аэропорт автобус. Регистрация уже началась, но очередь была небольшая, а багажа у него не было. В аптеке аэропорта он купил упаковку болеутоляющего, затем, на сдачу, книжечку головоломок и шариковую ручку. Он стоял в очереди на посадку и был уже почти у ворот, когда услышал, что его кто-то зовет, и, обернувшись, увидел, что к нему трусцой бежит Фрэнк Сильвермен со свернутой газетой в одной руке и большим коричневым конвертом в другой.

— Ох, Клем! Чуть не упустил тебя, — Стараясь отдышаться, он немного согнулся, — Дорога забита — машины трутся одна о другую. Во сколько отправление?

— В семь.

— Я так и думал. Пойдем выпьем по-быстрому. Тут рядом есть место. Очень удобно.

Они прошли в бар и устроились у стойки. Сильвермен заказал двойной тоник, Клем — пиво.

— Если бы я знал, что ты приедешь… — начал Клем.

— Я сам не знал еще пару часов назад. Думал, ты вернешься домой с дурным мнением о канадском гостеприимстве, — Он улыбнулся. — Как водопад?

— Я не ездил.

— Нет? Ну, я и не ожидал, что ты поедешь. Грязь попала в глаз, да? — Они чокнулись, и Сильвермен сказал: — Жаль, что мы больше не поговорили.

— Еще поговорим, — ответил Клем.

— Просто надо знать, что сказать.

— Угу.

— Я, Клем, не знаю, что сказать.

— Ничего.

— Ты и сам не фонтан красноречия.

— Я рад, что мы встретились.

— Я тоже.

Их внимание отвлек мужчина в белом льняном пиджаке, громким голосом выговаривающий о чем-то сконфуженной женщине. Несколько мгновений они смотрели на него.

— Скотина, — сказал Сильвермен, потом повернулся к Клему: — Ты дашь о себе знать?

— Обязательно.