к другой, враждебной ему стороне, лишь временно заключившей с ним перемирие.

Он хотел уже сказать что-нибудь резкое, в своей манере грубоватого полицейского, но заставил себя внимательнее разглядеть вторую сторону своей семейной жизни.

Она оказалась куда горше стороны первой, в которой он так старался себя убедить. Правда состояла в том, что после того самого похищения, год и два месяца назад, в Эмеке что-то сломалось. Мирс знал: бандиты не успели ничего с ней сделать. Не потому, что не собирались, а потому что им помешал Алекс. Но успели над ней поглумиться и рассказать, что её ждет. Ещё они хотели сразу убить детёныша — его невозможно было продать на органы.

Подробностей Мирс не знал. Их знал Алекс, но отказался их пересказывать. Леопард, напав на бандитов, в буквальном смысле разорвал их на части. Мирс сам видел их оторванные конечности и головы. И залитую кровью комнату, и кровать, с привязанной к ней Эмекой, и избитого маленького Ява Джеро, его детёныша, изломанной куклой лежащего в углу.

Такое свело бы ума кого угодно. Мирс не знал, съехала ли крыша у Алекса раньше, или это произошло в тот самый день, но террор против оружейников он точно затеял после той бойни. А Эмека…

Мирс старался ей помочь, поддержать, всё чаще брал выходные на службе — чтобы корпеть потом над делами ночью, когда Эмека и Яв спали. На самом деле, затея Фрей Мэйтата с договором стала для него глотком свежего воздуха — у него существенно убавилось работы, и он стал ещё больше времени проводить с семьёй.

Но, ничего не помогало. Эмека отдалялась от него всё дальше, не в силах оставить прошлое за спиной.

Сейчас, когда Мирса фактически уволили из полиции, его брак развалится. Не будет семейного социального обеспечения, не будет поликлиники Абрафо — так нужной малышу Яву, не будет ведомственной школы и хорошего образования. А когда Яв вырастет — его не возьмут в Академию, чего так желал Мирс.

Мирс уже понимал, что его собственное падение будет медленным. Чтобы обеспечить семью, ему придётся работать на Фрей. Никуда он не денется. Ведь бывший полицейский живёт на улице очень недолго.

Он станет учить бойцов клана Жерло, ненавидя сам себя. Эмека, с её гордостью, начнёт ненавидеть его, и он всё чаще начнет придумывать поводы являться домой позже. И реже. А потом она уйдёт от него.

Интересно, подумал Мирс, как он сейчас, после предложения Рэм, так логично подошёл к одному единственному возможному решению в своей жизни.

Ведь уволят его только завтра. А за вдовой полицейского сохранятся все социальные льготы.

Он протянул ладони и аккуратно взял маленькую узкую ладошку Рэм, сжал её, поглаживая пальцами.

— Извини, Рэм. Сегодня у меня очень много работы по службе. Давай созвонимся завтра, хорошо?

Рэм улыбнулась, почему-то робко и неуверенно. Будто зная, что он её обманывает.

Остаток дня предстоит тяжелый, подумал он. Всегда хочется идти по пути легкому, плыть по течению, правда? Предоставить обстоятельствам самим за тебя все решать. Но всегда существует выбор, хотя далеко не каждый понимает, что наступило его время. Обычно настолько привыкаешь плыть по течению, что необходимости выбора совсем не замечаешь.

Мирс свой выбор увидел и осознал. Он понял его важность для Эмеки и маленького Ява. А значит, смалодушничать уже не мог.

Он ещё раз улыбнулся Рэм, выпустил её ладошку и посмотрел на свой массивный наручный хронометр.

Наградной хронометр, подумал он. Им его наградили за храбрость, после того самого похищения.

— Мне пора, Рэм, — сказал он мягко.

***

Они вышли из закусочной и попрощались. Рэм предложила Мирсу отвезти его на машине, но тот отказался, сославшись на желание прогуляться и подумать.

Она не настаивала.

Мирс напоследок взглянул на неё — огромный, мускулистый, с массивными лапами, каждая из ладоней которых была больше головы Рэм. Его взгляд вновь стал непроницаем. Он мог ненавидеть её, или желать, либо вовсе с насмешкой воспринимать её попытки с ним заигрывать. А скорее всего — попросту не доверять, так как она работает на Фрей.

Поэтому в его взгляде она не прочла ничего.

А ей самой больше всего на свете хотелось шлепнуть ладонью по его крепкой заднице.

Но она сдержалась.

Щёлкнув пальцами, она жестом приказала солдатам вернуться в машину. Те, по очереди, быстро и бесшумно, заняли места в кабине. Один сел за руль, второй на заднее сиденье. Только тогда она тоже скользнула внутрь, рядом с водителем.

— На базу, — приказала она.

Машина тронулась, спрыгнула с бордюра и неторопливо начала пробираться переулками в сторону базы Жерло.

Ни один из бойцов-енотов не проронил ни слова. Ни один из них ничего не сказал о Мирсе.

Однажды, сразу после того, так как она устроилась работать к Фрей, один из курсантов отпустил в её адрес удачную, по его мнению, шутку. Рэм выволокла его из строя и руками забила до смерти, на глазах у остальных.

Новобранцы, которых предоставила ей Фрей, состояли сплошь из мелкой шпаны, сильной лишь числом, да и то под воздействием наркотиков. Рэм сразу сказала Фрей, что из них нельзя сделать боеспособное подразделение — слишком они слабы, неумны и трусливо агрессивны. В любом вооруженном конфликте они гибнут толпами, причём гибнут бессмысленно. Они смертники сразу, по умолчанию, а хорошими солдатами становятся только после удачного стечения обстоятельств, приводящего к их выживанию после нескольких стычек.

Она говорила Фрей, что её еноты — толпа сброда, которую она и несколько ветеранов лесной войны перемелют играючи. Рэм произнесла это с отвращением — она не любила убивать, хотя прекрасно умела. Годы жестокой войны с превосходящим по размерам и качеству оружия противником научили её сражаться и сражаться хорошо.

К её удивлению, Фрей с ней согласилась. Она ответила, что так называемой мелкой шпане больше нет места в клане Жерло. Да и само Жерло изо всех сил пытается легализоваться. В амбициозные планы Фрей входило создать корпорацию, сродни той, подобные которой существовали до гражданской войны и Эпохи Каннибалов. А значит, наступала необходимость больших перемен в жизни членов её клана.

Фрей требовалась не только армия, но и внутренняя чистка от тех, кто мыслил еще старыми категориями и имел при этом слишком большое влияние. Она не купила бы Рэм просто так, за деньги и довольствие, но она пообещала исполнить её мечту — завязать с войной и поддержать её продовольственные проекты. Последние превратились для Рэм в наваждение — Эйоланд никак не хотел отходить от переросшей себя идеи