— В чем дело, Тирас? — спросил Кель, становясь рядом с другом и скрестив руки на груди.

Я ему не нравилась. Слова здесь были не нужны — до меня и без того докатывались волны его неприязни.

— Спроси ее, Кель. О чем-то, чего ты не знаешь. Что может сказать только она.

Меня мучили серьезные сомнения по поводу этого эксперимента. По правде говоря, когда Пия ничего не услышала, я испытала облегчение. Обратив на Тираса умоляющий взгляд, я мысленно произнесла: Если он меня услышит, я только подвергну себя опасности.

— Ему можно доверять, — просто ответил Тирас, не вступая в спор.

Тебе видней. А можно ли доверять Пии? Наверняка она уже рассказывает твоей экономке, что король сошел сума.

Глаза Тираса расширились от негодования.

— Ему можно доверять, — повторил он упрямо.

— Тирас! — прошипел Кель.

Брови советника низко сошлись над голубыми глазами, рука легла на эфес меча, готовая извлечь его из ножен. Король смотрел на меня, говорил со мной — а я, казалось, безмолвствовала.

— Я ее слышу, Кель, — объяснил Тирас. — Она не может говорить вслух, но может мысленно.

— Что? — опешил советник. Похоже, его меньше удивило бы заявление, что я по ночам превращаюсь в настоящего жаворонка и откладываю яйца в подушку.

— Задай ей вопрос, — не сдавался Тирас.

Я чувствовала себя диковинной зверюшкой, но продолжала неотрывно смотреть на Келя. Тот, в свою очередь, буравил меня таким взглядом, будто я превратила мозги его любимого короля в омлет. Он медленно вытащил меч, и Тирас вздохнул.

— Кель, — предостерег он.

— Хорошо, я задам нашему маленькому жаворонку вопрос, — прошипел воин. — Скажи-ка мне, птичка, если я сброшу тебя с обрыва, ты взлетишь или упадешь? И подумай как следует, потому что я с радостью проверю это на практике.

Я сжала зубы с такой силой, что заныла челюсть. Когда я заговорила, мои слова больше напоминали осколки битого стекла. При желании ими можно было бы резать живую изгородь. Я человек, а не птица, поэтому, конечно, упаду. А вот ты пахнешь и ведешь себя так, что свиньи признали бы в тебе родного брата.

Несколько ударов сердца в саду стояла оглушительная тишина. Затем Тирас начал хохотать, а Келя перекосило от плохо сдерживаемой ненависти.

— Надо понимать, это ты услышал прекрасно, лорд Свин, — выдавил король, упершись ладонями в колени и пытаясь отдышаться.

Кель молниеносно приставил меч к моему горлу.

— Так ты Одаренная? — прошипел он.

— Кель! — Смех Тираса резко оборвался.

Я услышала, что он тоже вытащил меч, но не осмелилась отвести взгляд от разъяренного советника. Его тело источало единственное слово. Смерть.

— Значит, ты пошла в свою шлюху мать? — прошептал Кель, не отрывая от меня глаз.

Моя мать была Рассказчицей. А не шлюхой.

— Рассказчицей, — с отвращением выплюнул он, подтверждая, что отлично меня слышит.

Кончик клинка болезненно кольнул кожу. Я проглотила крик. В затуманенном ужасом сознании всплыли мамины слова — последние, которые она успела произнести перед смертью.

Скрой свои слова, родная, будь отныне как немая. Не карай и не спасай, часа правды ожидай. Дар твой будет запечатан, за семью замками спрятан. Не ищи к нему ключи — выживай, учись, молчи.

Я не сумела как следует скрыть свои слова. Не сумела промолчать. И теперь умру.

КАПЛЯ КРОВИ СОРВАЛАСЬ с шеи и скатилась в корсет. За ней вторая.

— А меня ты тоже убьешь? — прошипел Тирас.

Вопрос меня удивил. Прямо сейчас его жизни ничто не угрожало. Кель с трудом сглотнул. На его лице был написан ужас и замешательство. Он, очевидно, боялся меня и боялся за Тираса.

— Я бы отдал за тебя жизнь, — ответил он наконец, и над ним вспорхнуло слово правда.

У меня не было причин сомневаться в его словах. Он спасет своего короля любой ценой — даже если для этого придется прикончить меня на месте.

— Ты не убьешь ее, Кель. Опусти меч.

— Но закон… — возразил тот.

— Ты был готов нарушить закон, когда думал, что она сможет меня исцелить, — перебил Тирас.

— Ты же сказал, что она не смогла!

— Она и не смогла. По крайней мере, не так, как мы надеялись.

Я истекала кровью, а они болтали, как ни в чем не бывало, — хотя не до конца понимала их разговор.

— Опусти меч, — повторил король голосом, не терпящим возражений.

Кель неохотно подчинился, но клинок в ножны не убрал. Кровь продолжала сочиться из царапины у меня на шее, собираясь в ложбинке между грудей, однако я не стала ее вытирать или опускать взгляд.

Зачем ему тебя убивать? — поинтересовалась я у Тираса. Кель усмехнулся при виде моей бравады.

— Вопрос в том, зачем нам оставлять тебя в живых? Мы теряем короля, как и накаркала твоя мать. А ты даже не можешь помочь.

— Кель! — одернул его Тирас.

Я совершенно забыла про материнское проклятие. В памяти снова зазвучали ее слова, эхом раскатившиеся по двору отцовской крепости.

Если убьешь меня, потеряешь душу, а твоего сына отнимут небеса. Этим сыном был Тирас. И с ним что-то было категорически не так.

Внезапно за живой изгородью послышались крики и грохот сапог, и в сад ворвались несколько стражников. Тирас поспешно заслонил меня от их взглядов.

— Ваше величество, — выдохнул один из гвардейцев, в то время как остальные преклонили колена. — В крепость начали прибывать члены делегации. Лорд Корвин, посол из Фири и представители еще нескольких провинций со свитами. Прикажете их впустить?

Мой отец был в Джеру.

— Сколько всего гостей? — спросил Кель.

— Почти пятьдесят.

— Принять всех, — спокойно велел Тирас. — Каждому обеспечить покои и слуг. И приставить по стражнику, как мы и оговаривали.

— Слушаюсь, ваше величество, — ответил воин, и охрана так же быстро покинула сад.

— Ступай в свою комнату. Я пришлю к тебе Буджуни, — бросил мне Тирас через плечо, устремляясь к выходу, Кель следовал за ним по пятам.

Я пренебрегла приказом и опустилась на ближайшую скамейку. Ноги не держали меня. Тело била дрожь — от пережитого ужаса, от недавней близости смерти, от внезапного разоблачения секретов, моих и Тираса. Надо мной висела угроза, король был проклят, а весь мир будто сошел с ума. Я бы с радостью прибегла к волшебным словам, чтобы его починить, но как никогда ясно сознавала, что это не в моих силах. А теперь мой отец был в Джеру. Я не сомневалась, что он приехал требовать моего возвращения. Под ложечкой тревожно засосало. Я трясущейся рукой вытерла струйку крови, которая никак не желала останавливаться. Верх корсета уже окрасился алым.