Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она посмотрела на часы и ответила:
— Уже через два часа.
— Хорошо, — сказал Наши-Ваши. — К вечеру мы должны закруглиться с этим делом. Тебе всё понятно?
— К вечеру будет протокол, а завтра утром — оформленное дело, — ответила она.
— И всё-таки кто же виноват? — спросил он снова.
— Нам необходимо это знать сейчас? — отреагировала она.
— Да, сейчас, — раздражаясь, ответил Наши-Ваши. — Мы не обязаны быть толерантными. Зло терпеть нельзя, или ты не согласна?
— Я согласна, — ответила она.
— Так и что? Мне с утра разъяснили, что нетрадиционная ориентация еще не является признаком плохого человека и что толерантность к иным у нас сейчас должна доминировать.
— Я что-то не пойму: вы согласны с этой доктриной толерантности? — спросила она.
— Не надо меня пытать, — криво улыбнувшись, ответил Наши-Ваши. — Я, как и все, толерантен. Ты наконец-то ответишь на мой вопрос?
Юста задумалась, посмотрела в окно и после паузы ответила:
— Похоже, Пуэлу придется оправдать. А вот что дальше? Это может выясниться только к вечеру, после госпиталя.
— Ты подозреваешь Ньюку? — глядя ей в глаза, спросил Наши-Ваши. — Ты понимаешь, что доказательства должны быть железными, и то я не уверен, что это нам поможет? Нам не поможет, — повторил он, и Юста поняла, что он хотел сказать «тебе не поможет».
— Я очень прошу тебя, — продолжил Наши-Ваши, — если есть хоть малейшее сомнение, то пусть уж будет суицид. Это выход для всех.
Он неожиданно как-то сник и медленно произнес:
— «Свой» и «чужой» — древнее деление у людей. Мы для них не свои — чужие. Какая уж тут терпимость к чужим? Ты понимаешь меня?
— Да, понимаю. Мы чужие. Генерал тоже для них был чужим, — ответила она. — Иногда хочется быть своей, ан нет — не хотят нас принять в свои ряды.
— Не философствуй, — прервал он ее. — Нам это не к лицу, у нас только факты и всё.
— Только факты, — согласилась она. — Я могу идти?
— Да, — ответил он.
* * *
— А почему сегодня вы без своего друга? — спросил Крео молодого литератора.
— Он сегодня в госпитале — там проведут следственный эксперимент, — последовал ответ.
— А-а… — протянул Крео, — понятно, а я чем вам обязан?
— Дядя сказал, что завтра будет публикация. Это так?
— Да, дядя звонил мне, — ответил Крео.
— Это очень хорошо. Вы знаете, я очень волнуюсь. Интересно: как примет публика мой «Космодром»?
Крео задумался — надо было как-то сформулировать ответ, и он попытался быть искренним и тактичным:
— Как правило, начинающий автор не может предугадать реакцию читателей, а уж критиков — тем более. В практике было много случаев исторических перевертышей, когда сначала произведение не принималось публикой, а потом с течением времени становилось шедевром и наоборот. Надо набраться терпения.
Юноша, внимательно выслушав Крео, заметил:
— Да, терпение, но очень хочется, — он на секунду остановился, подбирая дальнейшие слова, и произнес: — Хочется, чтобы было всё справедливо.
— Справедливо, — повторил Крео. — Это очень сложно, чтобы было всё справедливо.
Молодой литератор спросил:
— Вы сами-то часто бываете справедливым или… — видимо, он намеренно не закончил фразу, и Крео это немного насторожило. Он подумал: «Этот мальчик, может, не так и прост, как кажется?» и решил ответить несколько неопределенно, одним словом:
— Или.
Юноша улыбнулся и продолжил:
— Вы извините, но мне кажется, со мной вы могли бы быть справедливым, если бы не дядя. Я угадал?
Эта фраза повергла Крео в глубокое замешательство. «Не может быть, чтобы этот горе-литератор так тонко сыграл со мной!» — подумал он и ответил весьма дипломатично:
— У каждого из нас есть свои дяди. У вас есть свой. У меня есть свои резоны и аргументы.
— Значит, я могу ожидать от вас справедливой оценки «Космодрома» — ведь вы опытный человек в издательском деле? Короче, этот «Космодром» успеха иметь не будет или может быть принят как курьез, как дурная шутка, смеха ради и только?
Крео остолбенел от такой наглости, в голове мелькнуло: «Меня хотят загнать в угол. Это племянник с дядей хотят меня унизить, показать мне, где мое место. Место, где говорят: “Чего изволите, господа?”».
Крео не менее минуты молча смотрел на спокойное лицо юноши и никак не мог до конца понять, что здесь происходит. То ли его испытывают на лояльность к этим «серьезным людям», от которых многое зависит и он сам в первую очередь, то ли этот пацан решил внаглую поиздеваться над ним, имея за спиной дядюшкино покровительство?
Крео впервые встретился с такой ситуацией. Ему много раз приходилось выкручиваться, но сейчас происходило что-то суперновое.
«Может быть, меня хотят уволить со скандалом из-за этого “Космодрома”? — подумал он и мысленно ответил себе: — Нет. Остановись, горе-редактор! Ты же с дядей обо всём договорился. Недаром ребята два дня трудились над произведением. Эту галиматью превратили в стандартную жвачку, даже с некоторым юмором».
— Вы передумали печататься? — спросил он племянника. — К сожалению, уже поздно — вчера типография закончила свою работу.
Племянник решительно ответил:
— Нет, я не передумал, но я могу всё-таки услышать вашу оценку этой повести?
Крео ответил не сразу — он пытался успокоиться или хотя бы внешне выглядеть солидно, как подобает руководителю серьезной конторы:
— Ваш «Космодром» редакторам пришлось немного подправить, отредактировать. Теперь это для начинающего автора выглядит неплохо.
— Неплохо? — удивился племянник. — Это что — справедливая оценка? Похоже, Ньюка был прав: сила дяди победила вашу справедливость.
Крео догадался: эти два молодца решили его цинично испытать. Он, делая вид, что эта фраза его нисколько не задела, ответил:
— Вы хотели опубликовать свой труд. Завтра ваше желание исполнится. Я думаю, на этом мы беседу можем закончить.
Юноша встал. По его лицу было заметно, что он хотел бы еще что-то сказать, но какие-то важные слова ему никак не давались. Крео тоже встал из-за стола и, не глядя на племянника, произнес:
— Прощайте.
— Да, я ухожу, — нерешительно ответил юноша. — Ньюка победил нас обоих. Сила не в справедливости, а