Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И каким философским методом мы воспользуемся? – не унимался Юбер.
– Ты это всерьез? – вырвалось у меня, когда я увидел, что он извлекает из кармана блокнот. Я прикинул: до банка оставалось метров десять. Какие же знания успею я передать ему за это время? – Хорошо. Обратимся к школе, отстаивающей преимущества здравого смысла. К этой недооцененной по достоинству плеяде мыслителей. Их просто-напросто обшипели. То, что они делали, могло на корню подорвать дело их конкурентов. Так вот: Джон Локк, 1632-1704. Он умел это, как никто. Назовем работу Томаса Рида «Исследование человеческого разума на принципах здравого смысла». Ее логику один в один воспроизвел Мендельсон в разделе «Солидарность» в своих «Утренних часах...». Право, я мог бы развивать эту тему и дальше... Но здравый смысл велит войти в банк с пистолетом повнушительнее – и забрать деньги.
О совершении правильных ошибок
Случившееся во время второго ограбления менее всего укладывается в рамки здравого смысла.
В банке нас поджидала небольшая очередь. Мы уже подходили к окошку, когда какой-то мужчина нагло втиснулся перед нами:
– Простите, я спешу.
Менее всего это напоминало извинение или даже намек на извинение; новоявленный клиент отвернулся столь стремительно, что по сравнению с этим любая грубость показалась бы заискивающей лестью.
– Куда? – возмутился Юбер, хватая этого типа за рукав.
Мужчина отличался на редкость внушительными габаритами. В нем с лихвой хватило бы материала на двух Юберов и осталось бы еще, чтобы в придачу слепить Юбера в возрасте восьми лет. Мужчина взглянул на Юбера сверху вниз. Не только физически сверху вниз, но – морально. Одет он был в превосходный костюм, за километр выдававший принадлежность своего владельца к высоким финансовым сферам, тогда как наряд Юбера просто кричал о детстве, проведенном в работном доме.
– Повторяю: я спешу, – прорычал он, глядя на Юбера с таким отвращением, словно у того из ноздрей выглядывали скорпионы, и, обращаясь к старой ведьме, сидевшей в окошке, произнес: – Я пришел за долларами, мадам Робер.
– Разрешите вам кое-что показать, – произнес мой напарник.
Влезший без очереди бугай все еще пытался стряхнуть со своего рукава его пальцы, словно то были дождевые капельки. Юбер стоял спокойно, тогда как ухваченный им за рукав жлоб раздражался все больше. Это было похоже на современный танец (в постановке одной из тех трупп, что обманом выкачивают деньги из общественных фондов – без всякого риска угодить из-за этого за решетку). Было нечто весьма забавное в том, как бугай грозился вызвать полицию, когда Юбер, резко ткнув его коленом в пах, заставил эту гору мяса сложиться пополам, словно садовый шезлонг.
– Разрешите мне кое-что вам показать, – повторил Юбер, доставая пистолет. – Видишь эту штуку? У тебя такая есть? Нет? Тогда тебе сегодня не повезло.
Мы забрали у него доллары и костюм.
– Вы когда нажали кнопку тревоги? – приступил Юбер к опросу мымры в окошке, которую трясло так, словно она проглотила будильник. – Да не тряситесь вы, я просто хочу засечь время, когда же явится полиция.
Мы не спеша выбрались наружу – налетчики, гордые своей принадлежностью к Аристотелевой школе, грабители, излучающие благорасположение к окружающей нас действительности. Срезав путь и пройдя через двор жилого дома, мы стали ждать, когда же раздастся полицейская сирена.
– Десять минут! – воскликнул Юбер. – Безобразие! Черт-те что! Все-таки недаром я отказываюсь платить налоги!
Юбер отправился за очередными покупками, я же – звонить Жослин.
Научились ли вы чему-нибудь в этой жизни?
Среди немногочисленных полезных данных, которые мне удалось собрать за время моего пребывания в заточении в теле Эдди Гроббса – любая женщина, даже если у нее взгляд, от которого тысяча мужчин кончает на раз, не может устоять перед: (w) цветами, (x) приглашениями в роскошный ресторан, (y) игрой в я-зацелую-тебя-до-смерти, (z) телефонными звонками, спровоцированными страстью.
Все еще Монпелье
Причастившись домашней кухни, я вернулся домой на следующий день. Размышления мои вращались вокруг того, сколь много супружеских пар двадцать первого века лишь личный кулинарный опыт удерживает от развода.
Юпп настойчиво рекомендовал мне попробовать овечьего сыра, который он приобрел взамен погибшего. Открыв дверцу холодильника, я обнаружил крысу, занятую поеданием нового Юберова приобретения. Мое общение с грызунами, как и вообще с теми, к кому прилип ярлык паразитов, весьма и весьма ограниченно. Но, коль речь идет о паразитах, мне приходилось иметь дело с таким подвидом, как начальники. Отвратительные твари, возомнившие себя надзирателями за всякой Божьей тварью. Только и делают, что, как Адам, направо и налево раздают клички, всему приклеивают ярлыки да строчат приказы, которые потом спускают по инстанциям – якобы затем, чтобы указать всем и каждому дорогу к неведомому нам благу.
Крыса, лоснящаяся и вальяжная, словно буддистский монах, восседала, завернувшись в мантию из оберточной бумаги, и, проигнорировав мое вторжение, продолжала трапезу. Я уставился на эту тварь, ожидая, когда же она бросится наутек, но она явно не испытывала никакого страха перед несостоявшимися философами.
Я вынужден был воззвать к Юппу, ибо тут явно требовалась вооруженная поддержка. Заслышав мой вопль, крыса наконец соизволила среагировать. Только реакция ее напоминала действия Юбера во время вчерашнего ограбления, когда он начал приставать к кассирше с вопросом, давно ли она вызвала полицию: крыса неспешно отряхнула усы и степенно направилась к щели в задней стенке холодильника, чтобы исчезнуть как раз к тому моменту, когда Юбер доковылял до места и разразился громами и молниями из-за потери второй головки сыра.
Остаток дня Юпп провел, ворочая мебель, простукивая и выслушивая стены – для чего использовал, за неимением стетоскопа, обычный стакан, – отдирая половицы, и даже, навернув глушитель, выпустил несколько обойм в просветы, зиявшие в кирпичной кладке – на редкость небрежной.
Однако тут подошло время, когда я должен был сделать выбор: заняться ли мне выслушиванием проблем и диагностикой болезней нашей цивилизации или пойти куда-нибудь пропустить стаканчик.
Выбор не занял у меня много времени. Юбер предложил отправиться в его излюбленный пивняк, где, уверял он меня, я смогу найти Blanche de Garonne.
К вопросу о пьянстве
Говорят, алкоголик может завязать; отвечу: тот, кто может завязать, – не алкоголик. Можно растянуть время от одной выпивки до другой, но и угодив в тюрьму, можно утешаться тем, что тебе досталась камера попросторнее. Собственно, какая разница – все равно ты за решеткой. Узы, соединяющие с бутылкой, нерасторжимы, как церковный брак.
В отчаяние меня приводит не то, что я горький пьяница (у деградации – свои градации: быть пьяницей еще не самое худшее в этой жизни, и лучше уж умереть от алкоголизма, чем утонуть в ванне в расцвете лет), – в отчаяние меня приводит то, что я ничего не могу с этим поделать.