– Я?!! – удивлению моему не было предела. – Это я ее убила?!

Он кивнул.

– Ваще тронулся, – констатировал Жека.

– Ты же сказала, что я увижу здесь кровь!

– Из чего я могла ее убить? Когда? В момент убийства ты, Паша, ехал в такси, а я сидела в баре вместе с Женькой, так что мы все имеем стопроцентное алиби.

– Откуда тебе знать время смерти потерпевшей, а? – Поднявшись, Паша уселся на старинную кровать, сдвинув в сторону занавеску, и сложил на груди руки.

– Это вообще проще простого. Ее следы теряются где-то без двадцати четыре. Поскольку мы видим ее здесь, значит плюс еще пятнадцать минут дороги до замка. И вообще, ты же у нас врач! Ощупай ее и скажи, когда она умерла.

Пашу аж передернуло:

– Я врач, а не эксперт-криминалист и не патологоанатом.

– Да какая разница?

– Смешные вы, – сказал Женька спокойно. – Разбираетесь, кто кого убил, когда времени у на-ас… Балаболить-то можно и дома.

– Достал уже своим временем!

– Достал… – как-то странно повторил он. – Посмотрели б напоследок вот сюда. – Он направил свет на простыню. – Думаешь, чья это кровь?

– Кровь?! – крикнул Паша и сполз с чужой кровати, сызнова очутившись на полу и измяв пыльное раритетное покрывало, расшитое золотой парчой.

– Ты прав, – согласилась я с Логиновым. – Конечно, не убили же ее прямо в шкафу. Видимо, она зашла в комнату, и тут… Потом ее тело запихнули в шкаф. Давайте осмотрим его хорошенько, мы же успели заглянуть только в нижний отсек.

– Думаешь, в нем еще трупы имеются? – хмыкнул Женька, а слышавший это Павел сдавленно ахнул с пола. Затем он собрался вернуться на кровать, но неожиданно сменил планы и полез под нее, будто что-то заметил. – Э, ты что там делаешь?

– Смотрите, Дрюхина зажигалка под кровать закатилась! – с этими словами наш друг поднял с пола… пистолет.

– Боже, это орудие убийства! – приложила я руки к лицу не то от испуга, не то от брезгливости – сама не пойму. Тяжело было видеть предмет, причастный к смерти Иры.

– Думаешь? – испугался Пахан не меньше моего и мгновенно кинул железку туда, откуда взял.

Женька вернул нас к насущному:

– Значит так, времени осталось с киндер-сюрприз, а нам необходимо многое здесь успеть. Разделимся: ты, Пашок, останешься и еще раз проверишь загадочный шкаф. – Павел почесал тыковку, обдумывая, с чего бы начать. – А мы с Любимовой отправимся в увлекательнейшую и опаснейшую экскурсию по мистическому средневековому замку.

Вдруг мне в голову пришла одна занимательная мысль: а чего это Женька старается отделить от коллектива Пашу? Хочет остаться со мной наедине? Да не, навряд ли, наверно, мне это только кажется.

Третий этаж нас ничем стоящим не порадовал. Паутины много, а толку мало: сюда явно не ступала нога человека, по крайней мере, лет девяносто. А вот с башней нас ждал настоящий облом: поднявшись по дрожащей и колыхающейся от каждого нашего движения дощатой лесенке, мы обнаружили на входе в башню, коим служил небольшой люк в потолке, амбарный замок. Логинов потолкал его для порядка руками, что, разумеется, плодов не принесло, а ключа нигде поблизости не виднелось, так что пришлось несолоно хлебавши отступить.

Вернувшись в комнату, мы застали Пашу сидящим на чужой раритетной постели и вертящим в руках какую-то бумажку, которая впоследствии при детальном рассмотрении оказалась простым, но пожелтевшим от старости конвертом, скорее всего, содержащим в себе письмо, ибо он был достаточно плотным.

– Это откуда? – проявила я любопытство.

– Все из того же шкафа, из верхнего отсека, со средней полки. Однако странная вещица.

– Почему? – насторожились мы с Женькой.

– Конверт очень старый.

Я хмыкнула. Нашел странность! Я это уже давно заметила, ну и что? Замок-то старинный.

– Смотрите, тут дата, – продолжал он между тем, – тысяча девятьсот тридцать девятый год. И мужик какой-то чудной изображен.

– Дай погляжу, – заинтересовался Логинов и, сцапав из лап друга конверт, бросил один-единственный беглый взгляд на заинтриговавшего Самойлова мужика, которого ему по уши хватило, чтобы со всем возмущением на Пашино невежество возвестить: – Это же Сталин! Дурья твоя башка! «Чудной мужик»… Как можно?!

– А-а… – протянул Паша, дескать, теперь понятно. – Сталин так Сталин, тебе виднее. Но странность не в этом. – Мы сызнова насторожились. – Взгляните. На конверте не указано ни адреса никакого, ни фамилии. Только имя-отчество адресата.

– «Артему Артуровичу», – прочитал Евгений имя, написанное в верхнем углу конверта наполовину выцветшими черными чернилами.

– Во-во, но до него письмо так и не дошло. За столько лет. Интересно, почему?

– Почему? – спросила я.

– Вот и я не знаю, – развел он руками. Положив обутые ноги на кровать, Паша пристроил себе под котелок пыльную бордовую диванную подушку с рюшками, сразу после этого чихнул.

– Да нет, почему ты решил, что письмо не дошло до адресата?

Паша удивленно прыснул.

– Ты что, давно писем не писала? Электронкой пользуешься? Так вот, не знаю, как другие люди, но я обыкновенно, получив письмо, вскрываю конверт. А этот запечатан.

Самойлов откинулся на подушки и даже прикрыл глаза, до того ему понравилось на чужой перине.

– Пахан прав, – подал голос умный Логинов, покрутив конверт так и эдак. – Нет никаких следов того, что его вскрывали.

– Хорошо. – Я устало присела на антикварный стул с бархатной обивкой. Дурной пример, как известно… – Следовательно, письмо не успели отправить. К тому же этот Артем Артурович был весьма знаменитой персоной в то время, ибо, как уже было сказано, написавший послание посчитал нужным указать лишь имя. Но скорее, он думал передать весточку через знакомых, не прибегая к почте.

Паша приоткрыл глаза:

– Ладно, разобрались. Вот тебе другая странность. – Он выдержал паузу. – В шкафу нет никаких вещей. Абсолютно. Только это несчастное неотправленное письмо.

– Как нет? Совсем никаких?

– Ни-ка-ких! Ни одной! – Обрадованный нашим очумелым видом Самойлов подлетел к чудо-шкафу и продемонстрировал своим друзьям его пустоты. – Ну как?

– Интересно. – Я почесала макушку и заняла Пашино место на кровати – там было мягче, нежели на стуле. – Кстати, что в этом письме?

Пашка расширил глаза:

– Ты что?! Мы не имеем права читать чужие письма!.. И слезь с кровати, это мое место.