храню тайны своих больных! — возмутился Бахтияр, забирая деньги и в тайне радуясь, что плата оказалась именно платой, а не сталью под ребро.

— Надеюсь, так будет и впредь, — проговорил слуга аттабея ему в спину.

И до самого дома лекаря не оставляло ощущение, что сегодня он оказался в не меньшей опасности, чем много лет назад в пустыне, когда заглянул в глаза кобре…

…— Принеси мою шкатулку с лекарствами! Чистую ткань! Горячую воду! Шелковые нитки и крепкое вино!

Надира, сунувшаяся в комнату сразу после ухода лекаря, мгновенно скрылась. А я опустилась на ковер рядом с мужем. Он не открывал глаз и дышал с еле слышными хрипами. Тяжело. С перерывами. Волосы его слиплись от пота. А ткань, которой закрыли рану, пропиталась кровью.

— Ты не можешь умереть… — я обхватила ладонями его руку. Холодную и влажную от пота. — Не можешь… Что же я буду делать без тебя?

Легко казаться сильной, когда на тебя смотрят другие. Когда внутри словно дрожит натянутая струна. Страх. Мне никогда еще не было так страшно. И страх превратился в гнев, направленный на лекаря за то, что он посмел озвучить мои самые жуткие мысли. Легко прогнать его и показать, что сможешь справиться со всем сама. Но как же я смогу? Как?

Глазам стало горячо. А щекам мокро. Свекровь сейчас отругала бы меня за слабость. За глупость. И была бы права. Я ничего не могу. Я лечила лишь собственных детей. Под присмотром звездочета, который знал все тайны мира. И что такое разбитая коленка по сравнению с ударом отравленного ножа?

«Я дал тебе достаточно знаний, чтобы пережить бурю».

— А если нет? Если я не смогу? Как мне жить без тебя?

Сейчас вся моя жизнь вдруг стала невероятно четкой. Бесконечное одиночество в доме отца и одна встреча, которая изменила все…

— Ты дал мне больше, чем дом. Ты подарил мне возможность увидеть другую жизнь. Стать кем-то, а не просто тенью. Ты позволил мне учиться. Если бы не ты, кем бы была я? Где бы была я сейчас? Ты не можешь умереть… Нет. Не можешь. Ты еще не вырастил сыновей. Не подыскал им жен. Не выдал замуж дочерей. Ты нужен нам. И ты не умрешь. Нет. Я не позволю.

Я вытерла слезы и глубоко вздохнула, заставляя дыхание выровняться. Мухаммад всегда говорил, что первый шаг к спокойствию — контроль над своим дыханием. Он учил меня. Шесть долгих лет. Он рассказывал о растениях. О маслах. О ядах и противоядиях. Я знаю достаточно, чтобы пережить бурю. Я смогу…

Когда Надира вернулась с другими служанками, я уже знала, что нужно делать…

…Опускается солнце на западе. Вступает в свои права ночь. Темнеет небо. Высыпают на него звезды. И выплывает красавица-луна. Она заглядывает в окна домов и шлет людям сны. Кому-то спокойные и добрые, а кому-то тревожные и страшные. Навещает она и дом аттабея, но не спят в нем… Шепчутся служанки. Застыли в напряжении воины. Мучается чувством вины старый Али. Тихо молится теща аттабея. Вертятся дети, неспособные успокоиться. Сторожит покой мужа Адара. И лишь он сам забывается тяжелым, беспокойным сном, в котором видится ему прошлое…

…— Ты говорил, что мне отмерено лишь четыре десятка лет, а вчера мне исполнилось сорок один.

Играет в шахматы аттабей со своим гостем. Улыбается почтенный звездочет.

— Что такое пара лет перед лицом вечности? Мое предсказание говорит лишь о том, что до пятого десятка ты уже не доживешь. А сорок тебе будет или сорок девять, когда настанет твой час — не так уж и важно…

Хмурится аттабей. Понимает старика, но принять его слова не желает.

— Разве не мог ты ошибиться?

— За столько лет, что я провел в твоем доме, видел ли ты хоть раз, чтобы я ошибался?

И снова нечего сказать Пустынному Льву. Он делает ход и теряет ферзя.

— Знает ли твоя жена о моем предсказании?

— Нет. Знала моя мать, но она никому не говорила. Никто не знает кроме меня и… Шарифа.

— Вот, значит, почему тебя оставили в покое…

Удивляется аттабей, поднимает взгляд на гостя.

— Покушений нет. Ни на тебя, ни на шейха… Мир и благоденствие царят в Аль-Хрусе.

— Налоги поднимаются, люди беднеют, а Малик не желает слушать разумные советы, — возражает Карим, не в состоянии молчать.

— Он ждет, что ты сгинешь, выполняя одно из его поручений. Поэтому и отправляет тебя так часто странствовать по пустыне.

— И я бы давно сгинул, если бы не твой слуга…

Ходить по пустыне с помощником звездочета оказалось безопаснее и быстрее.

— Поэтому и терпение шейха может закончиться. Будь осторожен, аттабей, ибо я редко ошибаюсь…

Сейчас аль-Назир согласился бы со стариком, если бы мог. Прославленный мудрец пустыни действительно не ошибся. Пусть его предсказание и настигло аттабея на сорок третьем году жизни…

…Длина ночь пустыни. И тянется она бесконечно. Особенно когда ждешь рассвета. Когда слушаешь прерывистое дыхание и молишься, чтобы оно не оборвалось. Когда каждая пауза между выдохом и новым вдохом кажется последней.

Я держу руку мужа и смотрю в окно. На темное небо, усыпанное звездами. Я прошу Небеса о милости. Чтобы они сохранили жизнь моему Льву. Чтобы не забирали его у меня. Я сделала все, что было в моих силах. Зашила и обработала рану. Определила яд по признакам заражения. Нашла противоядие. Правильно рассчитала дозу. Теперь оставалось лишь ждать…

Мухаммад говорил, что люди часто умирают под утро. Что-то меняется в теле человека. И тяжелые больные неожиданно уходят. Также легко умирают младенцы. Именно в предрассветный час. Когда свет звезд меркнет, а солнце еще не занимает свое место, и ночь кажется особенно темной.

Я жду… Жду этого часа и молюсь, чтобы мне хватило сил заметить нужные признаки и помочь мужу. Я ложусь рядом с ним и кладу голову ему на грудь, чтобы слышать биение сердца. Смотрю в окно, чтобы видеть звезды и цвет неба. Я смогу. Должна суметь. И тогда, когда звезды снова сведут нас вместе, я расскажу звездочету, что смогла пережить бурю.

— Великое Небо, если он выживет, я уйду в пустыню. Я отдам свою жизнь, чтобы он мог жить. Только не забирай его. Прошу.

На губах остается соленый привкус. И небо расплывается перед глазами. Но я все еще слышу стук сердца. Частый и сильный. Мой Лев борется. Главное, чтобы ему хватило сил. Чтобы он выдержал эту борьбу…

…Рассвет все-таки наступает. Сначала небо кажется черным. Но затем