ушах, жар резко контрастировал со страхом, наполняющим мои вены. В его голосе в этой зверочеловеческой форме слышалось мурлыканье. — Мне нравится твой бой. Он понравится мне еще больше, когда я сломаю его.

Мне было стыдно, что ему не пришлось держать меня за запястья или силой заставлять замереть. Какой смысл пытаться ударить его, когда он был таким огромным, таким сильным? Даже моя злонамеренная уступчивость казалась теперь глупой — каплей в море по сравнению с его властью.

Как я вообще могла подумать, что смогу победить фейри? Принца? Существо, способное менять свой облик на нечто настолько чудовищное?

Его рука — нечто среднее между кистью и лапой — скользнула к моему горлу и сомкнулась.

Вот и все. Он собирался меня задушить.

Если повезет, это будет быстро.

Прости, Зинния. Слезы навернулись у меня на глаза, когда его хватка усилилась — ровно настолько, чтобы я осознала это, но не настолько, чтобы я не могла дышать.

Он ткнулся носом мне за ухо. Его мех щекотал, заставляя мои мышцы напрячься.

Может быть, он не стал бы душить меня, а вместо этого вонзил бы свои удлиненные зубы в мою плоть.

— Я мог бы перегрызть тебе горло, — сказал он, как будто поняв, где блуждали мои мысли. — Эти зубы были созданы именно для этого. Я уже знаю, что твоя кровь восхитительна.

Я ненавидела себя за то, что угадала правильно.

— Твой страх пахнет так сладко, — пробормотал он мне в горло.

Дрожь пробежала по мне, несмотря на то, как сильно я старалась не шевелиться. Жар затопил мое глупое тело, которое не понимало разницы между мужчиной, собирающимся убить меня, и тем, кто собирается меня трахнуть. Я всегда любила грязные разговоры, и его тон соответствовал этому, низкий и глубокий. Прикосновение его губ к моей коже было таким же, как у любовника, легким и дразнящим.

— Интересно, какая она на вкус.

Да. Он собирался укусить меня. Перегрызть мне горло, именно так, как он угрожал.

Его горячее дыхание овевало мою кожу, когда его большой палец сильнее надавил на мою голову. Чуть ниже воротника, шершавые прикосновения его языка к моему трепещущему пульсу заставили мое лицо покалывать. Его шероховатость была как у кошки, созданной для чистки. Но также и для отделения мяса от костей, как однажды сказал мне заводчик саблезубых кошек, трахая меня через стол. Он был слишком одержим своими кошками. Что бы он подумал о принце?

— Да, мне это нравится. — Он снова облизал мое горло. — Восхитительно. Возможно, мне придется попробовать каждую частичку тебя.

Я замерла, когда острие, которое на ощупь отличалось от его когтей — более крупное, менее острое, — прошлось от моей челюсти вниз к ключице, щелкнув по воротнику. Один из тех огромных клыков. Легкое прикосновение заставило меня вжаться в дерево, прекрасно понимая, что если он надавит чуть сильнее, я узнаю, что они все еще достаточно острые, чтобы проткнуть плоть.

Я пыталась игнорировать размер его тела, его упругость. Я пыталась не думать о большом члене, который увидела у него между ног, когда он подошел ближе. Или то, как его яйца в этой форме были покрыты короткой шерстью, которая блестела, как бархат. И я очень, очень старалась не думать о тех временах, когда Эрик доводил меня до оргазма, сжимая мое горло, как сейчас принц сжимал мое.

Но мое тело было предателем. Оно помнило все эти вещи. Сосредоточилось на них, как будто могло цепляться за них, когда он убивал меня, и это сделало бы мой конец немного менее ужасным. Мой пульс бился в горле, между бедер, внизу живота. Я не чувствовала холода тенистого леса, когда моя кожа горела.

Я не была уверена, что мне больше нужны чувства. Не тогда, когда они могли перейти от чувства вины за мою сестру к этому затаившему дыхание месту между желанием и страхом.

Быть мертвым внутри было лучше, чем шторм, бросающий меня из одной крайности в другую.

— Когда ты выступала передо мной, ты, казалось, хотела смерти, и все же… — Он прикусил острие между моей шеей и плечом, рядом с тем местом, где он ранил меня своим мечом.

У меня перехватило дыхание, я вздрогнула.

— И все же сегодня ты убегаешь от смерти, прячешься от ее обещаний. — Он отстранился, оскалив зубы в том, что, должно быть, было насмешкой в этом зверочеловеческом обличье. — Даже тебе есть что терять. Я это запомню.

Затем его жар, щекотание шерсти, грохот слов исчезли. Он зашагал прочь, бросив через плечо:

— Охота окончена.

Только когда я вдохнула свежий воздух и сняла ужасное напряжение в своем теле, я подняла голову и увидела его друзей среди деревьев.

Теперь была их очередь?

Я ухватилась за шершавый ствол дерева, но вместо того, чтобы подойти ближе, они растворились в лесу, все, кроме одного. Кадан наблюдал за мной, растянув губы в чем-то похожем на извиняющуюся улыбку.

— Кадан, — донесся голос принца, — принеси мое ожерелье. Это злобное маленькое существо, должно быть, сорвало его.

Я овладела собой достаточно, чтобы отступить, когда он приблизился. Его взгляд то скользил по земле, то поднимался на меня. Сдвинув брови, он осмотрел мое потрепанное состояние.

Я отказалась съеживаться или стыдиться того, как я выгляжу. Я выжила на этой охоте — это повод для гордости.

Тот факт, что на меня подействовали близость и угроза принца, был совсем другим делом. У меня скрутило живот, и от одного воспоминания запылали щеки. Тем не менее, я стиснула зубы и наблюдала, как фейри выполняет приказ своего принца.

Я не могла решить, был ли Кадан другом или слугой принца. Он казался скорее другом, из-за фамильярной манеры, в которой они разговаривали друг с другом, и того факта, что его включили в охоту. Тем не менее, в большинстве случаев, когда я видел его, он бегал за принцем, прислуживая ему.

Он пригнулся и схватил ожерелье. Когда он поднялся, то остановился и подошел на шаг ближе.

Я отступила, сохраняя прежнюю дистанцию между нами. Принц сказал, что охота окончена, но его здесь не было, чтобы убедиться, что его друзья придерживаются этого.

Кадан остановился, выдохнул, затем наклонил голову. Тусклый свет блеснул на его серебристых волосах. Я могла понять, почему в старых историях фейри считался существом из другого мира — в этот момент он не был похож на существо из плоти и крови.

Одна рука поднята, ладонью наружу, он снова пригнулся и положил что-то на землю, прежде чем сделать несколько шагов в сторону и отступить в лес.

Только когда он скрылся из виду, я подошла и посмотрела на то, что он оставил. Банка из кобальтово-синего стекла. Надпись на этикетке, сделанная от руки, гласила: Мазь для ран — заживляет порезы и ушибы.

Нахмурившись, я посмотрела в ту сторону, куда он ушел, но не