Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Го с сожалением поглядел на меня:
— Кузина, ты становишься параноиком. Красавчик Ванг уже давно никому не присылает бомбы и посылке — в его бизнесе это считается дурным тоном.
Тут вошел домоправитель Цань, держа в руках небольшую коробочку, перевязанную алой лентой.
— Вам посылка, госпожа Чжао, — протянул он мне коробочку.
— Спасибо, Цань.
Я застыла, не решаясь открыть коробку. Помог опять-таки кузен. Он взял у меня коробку, бестрепетно открыл ее и довольно присвистнул.
— Что такое? — залюбопытствовала я и наконец перестала трусить.
Внутри коробки на черном бархате светился платиновый гарнитур с топазами. Как большинство женщин, я была сама не своя от украшений, полому, глядя на роскошные драгоценности, во-первых, восхищалась, а во-вторых, умягчалась сердцем по отношению к Красавчику Вангу. Все-таки есть и в этом чудовище нечто человеческое, если он прислал мне такую красоту!
— Надень, — посоветовал кузен. — К твоему платью очень идет.
— Да, пожалуй...
Несколько минут мной были потрачены на надевание гарнитура (оказывается, в обрамлении из топазового колье и топазовых же серег мое лицо смотрится гораздо выразительнее), и вот уже я прощаюсь с домоправителем, сажусь в машину Го, и мы едем в ресторан «Тяньин».
Жизнь вновь прекрасна, из магнитолы в машине Го звучит старый, но дивный и незабываемый Гленн Миллер, погода очаровательна, как всегда в это время года в Пекине, на дороге нет пробок... И мне начинает казаться, что неприятности в моей жизни закончились.
«Тяньин» — дорогой и немного чопорный ресторан, однако у Го там всегда зарезервирован столик — на втором этаже, возле большого панорамного окна. Мы садимся, Го делает заказ, и, дожидаясь, пока его выполнят, мы пьем аперитив и ведем незначительную беседу. Незначительная беседа — это истинное наслаждение для человека, который только что был обременен проблемами и вдруг чудеснейшим образом от этих проблем избавился. Однако в какой-то момент наша беседа перестала быть незначительной. Да, точно, сразу после того, как нам подали морского гребешка с шариками из маринованной редьки.
— Нила, — неожиданно спросил меня кузен Го, — тебе трудно жить без мужчины?
— То есть?
— Ты не выходишь замуж, любовника или просто друга у тебя нет...
— У меня есть друг — это ты.
— Нила, ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Почему так, Нила? Ты красивая женщина...
— Это все макияж и палевое платье.
— Перестань. Отчего ты все время одна?
— Го, мне странно, что ты затеял такой разговор. Ну если угодно, я объясню. Учитель Ван То запретил мне и думать о мужчинах, если я хочу быть совершенным мастером фэн-шуй. Я не знаю, как связаны между собой фэн-шуй и мужчины и почему одно может помешать другому, но я выполняю волю своего учителя. Вот и все. Заводить любовника, чтоб испортить себе карьеру? Уволь. Я для этого сишиком по-европейски мыслю. Кузен, ты как-то необычно погрустнел. Как это понять?
— Да была у меня одна идея, — неопределенно произнес кузен, глядя в сторону.
— Го, ты просто прелесть и я тебя очень люблю, — улыбнулась я. — Но...
— Но.
— Да.
— А каким ты представляешь идеального мужчину?
— Для себя или вообще?
— Для себя. И не говори, что ты никогда об лом не задумывалась.
— Задумывалась. — Я усмехнулась. — И пришла выводу, что идеальный мужчина для меня — это как археологические раскопки.
— То есть?
— То есть каждый день откапываешь в нем что-то новое, делаешь открытие, а каждая черта его характера есть часть прекрасного целого, которому имя идеал.
— Слишком поэтично, мне не понять.
— Го, давай оставим разговоры на эту опасную для меня тему.
А тема и вправду была мне не очень-то приятна. Рассказывать про свое вынужденное целомудрие я не любила, потому что тогда сразу выходила карьеристкой, неспособной променять работу на чувства. Но однажды я была влюблена (или думала, что влюблена), а закончилось это рождением Кэтнян и разводом. А теперь я могу видеть суть вещей, чувствовать силы, властвующие в природе, действовать в унисон со стихиями — и все это променять на не вполне внятное чувство привязанности к определенному мужчине? Нет, увольте.
Из ресторана мы возвращались поздно вечером. Го обладал уникальной способностью пить не пьянея, потому я не боялась, что мы закончим этот прекрасный во всех отношениях день банальной аварией. Тем более что Го решил проехать не по оживленной магистрали, а окольной дорогой, полупустой в этот час.
И откуда на дороге взялся тот человек, я так и не поняла.
Го заметил его и ударил по тормозам. Я завизжала, понимая, что тормоза уже ничем не помогут, а дальше произошло странное.
Наша машина проскочила сквозь стоявшего на дороге человека. Проскочила и тут же остановилась как вкопанная. Мы с Го обернулись и посмотрели на того типа...
...Который поднял правую руку и...
...С его руки сорвалась змеистая ослепительно-белая молния и ударила в машину.
Это было последним впечатлением такого прекрасного дня.
Постоянное не умрет.
И Цзин
Я шла по облакам.
Они были грязно-голубые, с оттенком серого, и скрипели под ногами, как раскрошившийся пенопласт.
А до небосвода можно было достать рукой. Только ничего интересного в этом не было. Когда я потрогала небосвод, оказалось, что сделан он из дешевой ткани вроде сатина и выкрашен синей гуашью. Чешуйки сухой гуаши остались на моих пальцах после прикосновения.
Оттого, что небо и облака столь прозаичны и унылы, меня охватила печаль. Я остановилась и отодвинула рукой назойливую пенопластовую тучу, чтобы взглянуть вниз, на землю. Может быть, хоть там все без изменений — живое, радостное, блестящее?
Но я тут же услышала голос за спиной:
— А вот этого тебе делать не положено. Я обернулась в некоторой растерянности.
На меня смотрело странное существо — с туловищем змеи, птичьими крыльями и рыбьим хвостом. Лицо его выглядело жутковато: огромная пасть, выпученные глаза и плоский широкий нос. Да, голову к тому же украшали рога. Выпуклые глаза переливались радужным сверканием, а изо рта периодически показывался золотистый раздвоенный язык.
— Я не знаю тебя, — надменно сказала я существу. — А потому ты не имеешь права мне указывать.
— Быстро же ты все забыла, — сказало существо. — Еще не минуло и миллиарда лет, а у тебя совсем сдала память.