Кентаро молчит и просто дотрагивается до моих пальцев своими.

Несколько мгновений я позволяю ему касаться себя – но затем убираю руку.

– Всё верно, они танцуют, – мягко подтверждает он. – И сегодня они расскажут историю о ёкаях. Мне захотелось, чтобы ты это увидела.

– История о японских демонах?

– Да. Одного из них ты точно знаешь.

– Онамадзу, рыба-землетрясение.

Кентаро явно рад, что я запомнила гигантского сома – а я рада, потому что он рад.

В следующий миг подходят официанты с огромными подносами и ставят на стол семь кулинарных изысков, которые украшены до того искусно и филигранно, что совсем не похожи на еду. К ним подают пиво Кирин и охлаждённый чай матча.

– Это всё нам? – изумляюсь я.

– Конечно.

– Слишком много!

– Брось, додзикко. Мы оба знаем, что у тебя здоровый аппетит, – Кентаро протягивает мне палочки. – Я отказался от рамэна, чтобы ты не разнесла бар.

Я медленно прихлёбываю пиво.

– Чего ждёшь? Налетай! – Кентаро наклоняет голову. – Или ты правда не голодна?

– Голодна, – я заикаюсь от стыда. – Просто не знаю ни одно из этих блюд, кроме эдамамэ.

Я показываю на солёные соевые бобы.

– Эдамамэ – отличное произношение! – подмигивает Кентаро. – Хорошо, попробуй сперва окономияки. Тебе понравится.

Он тыкает во что-то, напоминающее оладьи из капусты с яйцом.

Я усердно ковыряюсь в мягком тесте: всякий раз, когда мне удаётся подцепить палочками кусочек, он снова выскальзывает.

– Не рви несчастную еду! – Кентаро палочками отстраняет мою руку. – Вот так.

Я пялюсь на него.

– Рот придётся открыть самой.

– Не надо меня кормить…

Кентаро запихивает мне в рот большой кусок окономияки.

– М-м-м!

– Я же говорил, – он довольно улыбается. – Следующим попробуй такояки. Они ещё вкуснее!

– Подожди, ты про эти рыбные шарики? – недоверчиво уточняю я.

– Щупальца осьминога в тесте, если совсем точно, – отвечает Кентаро.

– Даже не знаю…

– Доверься мне.

– Ладно, – шепелявлю я и жду.

– А, понял, – широко усмехнувшись, Кентаро берёт один шарик и подносит к моему рту. – Быстро привыкла к сервису.

Остро, сладко, солёно, хрустяще и сливочно – такояки божественно вкусный!

Я собираюсь прикончить ещё один шарик, но свет вдруг гаснет и звучит приглушённый удар гонга. Гости наклоняются и задувают свечи.

– Малу, делай так же. Это защитные чары, – шепчет Кентаро.

Я повинуюсь – не из-за веры в защитные чары, а потому что совершенно сбита с толку.

Бар погружается в кромешную тьму.

Холодный дым свечей плывёт по помещению. Звенит струна какого-то инструмента. Шуршит одежда. Кентаро пододвигается ближе, и я снова чувствую огромную силу его присутствия.

Раздаётся искажённый голос диктора.

Наклонившись ко мне, джедай шепчет:

– Он говорит: «Когда меркнут последние лучи солнца и мир становится невидимым, ёкаи оживают».

В эту секунду свет прожекторов прорезает тьму белыми полосами.

Из тени выступает закутанная фигура и садится на табурет. В одной руке у неё длинный медиатор, в другой трёхструнный инструмент, напоминающий банджо. Звучит первая нота – и время замирает. Загадочная и чарующая мелодия пробирает до мурашек.

– Это сямисэн, – в голосе Кентаро сквозит восторг. – Особая красота. Медиатор сделан в форме листа гинкго.

Снова становится темно – светло – и на сцене вдруг появляется женщина.

От её красоты захватывает дух. На ней белое, как снег, кимоно и высокие туфли с каблуком из полупрозрачного стекла. Даже кожа бумажно-белая и сверкающая. Чёрные гладкие волосы распущены. Спереди они доходят танцовщице до бёдер, сзади почти касаются пола. Губы блестят перламутром, на закрытых веках нарисованы голубые точки.

Музыка стихает – и танцовщица открывает глаза.

Я вздрагиваю: радужка её глаз пуста и холодна, будто ледяная пещера. В полной тишине она начинает танцевать. Скользит по сцене с грацией богини, гордо и изящно. Её тело наполняется неповторимой энергией, на лице появляется раздражённое выражение, движения становятся дерзкими и порывистыми.

– Она воплощает Юки-онну, снежную женщину. Её можно встретить на заснеженных горных вершинах, где она подстерегает сбившихся с дороги путников. Тех, кто ей нравится, Юки-онна замораживает взглядом и высасывает жизненную энергию. Этот ёкай очень редкий, но известен своей жестокостью.

Мелодия вновь заигравшего сямисэна ненадолго сливается с ритмом танцовщицы – чтобы затем помчаться вперёд неё. Юки-онне это совсем не нравится. Танец становится стремительным и буйным, как пурга. Оскалившись, Юки-онна летает по сцене: длинные волосы разметались, она изгибается всем телом, пока не замирает в совершенно немыслимой позе.

Свет гаснет.

Взволнованная, я зачарованно смотрю в темноту.

И тихо вскрикиваю, когда сцена снова вспыхивает свет.

Женщина с короткими рыжими волосами склоняется над неподвижной Юки-онной и воинственно смотрит на зрителей. Её глаза сверкают влажными рубинами, щёки украшены двумя пурпурными спиралями. На этой танцовщице свободное карминнокрасное кимоно, левое плечо и правая нога обнажены. Красный тюль скрывает грудь – но не пленительную женственность. В танцовщице столько огня и силы, что от одного её взгляда меня бьёт током.

Сямисэн оживает – на этот раз он звучит громко и задорно – и танцовщица восстаёт, будто феникс из пепла. Движения плавные и текучие: она кружится, томная и страстная, никогда не касаясь пола сразу двумя ногами, дрожит в воздухе кроваво-алым пламенем.

Остановившись, она закрывает лицо Юкионны руками. И в этот миг из-за её спины вырываются девять пушистых лисьих хвостов, веером разлетающиеся по сцене.

– Это кицунэ, рыжая лиса, – объясняет Кентаро. – Лисы умные и хитрые, могут прожить несколько сотен лет. Большинство их них никогда не умирают, а превращаются в могущественных ёкаев. Кицунэ – коварные оборотни и опасные соблазнительницы. Они на прямой связи с богами и общаются с иным миром. Чем сильнее кицунэ, тем больше у неё хвостов. Лиса с девятью хвостами – самая могущественная.

– Как вообще сделали такой костюм? – ошеломлённо спрашиваю я.

– Это важно?

Нет, потому что кицунэ всё танцует – трепетно, гипнотически, почти экстатически. Она вздыхает, выгибая спину, кутаясь в роскошные лисьи хвосты.

По горлу расползается странное тепло. Похотливое удовольствие, исходящее от женщины-лисы, немного смущает. Сомнений нет, все мужчины по уши в неё влюблены. Украдкой кошусь на Кентаро – и ловлю на себе его взгляд.

Мы испуганно отводим глаза.

Сямисэн сбивается с темпа, и кицунэ ложится рядом с Юки-онной. Теперь сцена – настоящее произведение искусства: роскошные кимоно, шёлковые волосы снежного ёкая, огненно-рыжие хвосты лисы. Всё пестрит красками.

– Сейчас будет моя любимая часть, – говорит Кентаро. Позволь представить: тануки.

На сцену выходит мужчина и радостно хлопает себя по внушительному животу. На нём короткие штаны, торс совершенно голый. За плечами болтается потрёпанная соломенная шляпа. На косматой голове два звериных уха, на круглых щеках нарисованы усы.

– Это