— О да, вы угадали, — немедленно согласился он. — Я, видите ли, и правда наблюдал за вами, и с чрезвычайным вниманием.

Румянец, окрасивший ее щеки, явно был вызван не одними только танцевальными движениями.

— Именно по этой причине вы и попросили Генриха дозволить мне учить вас?

— А кого еще я должен был выбрать? — Он улыбнулся, глядя ей прямо в глаза, и сердце его пронзила боль оттого, что ответ был слишком правдив. — Вы — дама, которую я знаю лучше всех, хозяйка моего сердца с юности и настоящий друг. Никому другому я бы не смог так доверять.

— Вы негодяй, — с притворной серьезностью заявила она, — но также мой настоящий друг. Теперь мы можем снова танцевать?

Радость и теплота от сознания, что она доверяет ему, переполнили его грудь, и ему захотелось громко рассмеяться, прижать ее к себе и кружиться, пока у нее не затуманится голова или они оба не упадут. Он уже когда-то так делал, пару раз, много лет тому назад, в безмятежные дни в Бресфорде. Он мог удивительно ясно вспомнить тяжесть ее тела в своих руках, давление крепкой молодой груди на его грудь и то, как идеально она подходила ему, — невольно казалось, что она была рождена для его объятий.

Невозможно.

Невозможно тогда, невозможно сейчас, и он просто глупец, что позволил таким мыслям хоть на мгновение мелькнуть в голове.

* * *

Дэвид ее друг. Да, разумеется.

Именно это он имел в виду, когда сказал, что она ему небезразлична. Как она не догадалась сразу?

Вообще-то догадалась, призналась себе Маргарита ближе к вечеру, когда стояла у окошка замка и смотрела, как король и его гости — среди которых не было ни одной женщины — в сумерках выезжают поохотиться. Он оттолкнул ее и не собирался что-либо менять. Его уважение к ней всегда бросалось в глаза, даже когда он поддразнивал ее, как мог бы дразнить сестру, и когда она ввела его в Бресфорде в круг семьи ее сестры Изабеллы, в который она и ее муж Рэнд приняли Маргариту. Только на одно краткое мгновение, несколько дней назад, ей показалось, что, возможно, его чувства изменились.

Надо было подумать об этом раньше. Потому что теперь она все равно оказалась один на один с этой ситуацией, вот только у нее почему-то возникло ощущение, что обретенное понимание лишило ее чего-то важного.

Ну почему он всегда так настаивал на том, чтобы их отношения оставались платоническими? Может, она сама в этом виновата — ведь ее передернуло, когда он обнял ее за талию. Но ведь она не специально так сделала; это получилось невольно, когда она заметила, как он на нее смотрит — хищным взглядом голодного волка, разглядывающего будущий обед. Может, именно поэтому он поспешил заверить ее, что она в безопасности и что он по-прежнему считает ее своей госпожой?

Но ведь это означает, что, по его мнению, ее пугают его мужские реакции! Он ошибается. Тогда ее охватило возбуждение, именно оно потрясло ее — раскаленное до белизны, непреодолимое, властное.

Раньше они с Дэвидом прекрасно понимали друг друга, ведь оба они сироты: его подкинули в женский монастырь, у нее же рано умер отец, а мать повторно вступила в брак, но тоже умерла, оставив своих дочерей на милость отчима. Однако она быстро позабыла о страданиях того периода, как только познакомилась с Дэвидом, — хотя прошлое продолжало сказываться на ее жизни. У нее были сестры, но все равно ей не хватало ощущения своей семьи. Тот факт, что Дэвид еще более одинок, и пробудил у нее любовь к нему.

Подумав об этом, она нахмурилась. В прошлом она испытывала к Дэвиду разные чувства, но никогда не ощущала ничего похожего на болезненное осознание его мощи, когда они танцевали, а также его запах, состоящий из ароматов высохшего на солнце полотна, кожи и сильного зрелого мужчины. Он был ей слугой, охранником и кем-то вроде молочного брата, когда они были юными, а Рэнд, барон Бресфорд, подробно инструктировал его об обязанностях защитника, когда она выезжала из замка. Выполнять такую задачу было ниже его достоинства, поскольку он считал себя оруженосцем, однако же он никогда не жаловался и всегда действовал так, словно приказ совпадал с его собственным желанием. Они стали неотделимыми.

Впрочем, эти товарищеские отношения были странными, учитывая глубокую пропасть между ними по положению в обществе: она — обладательница богатого приданого в виде нескольких замков и деревень; он — безымянный ублюдок. Единственное, на что он мог рассчитывать, пробиваясь наверх, — на свой ум и свои мускулы. Он так умело держался в тени, что она редко думала о нем как о почти взрослом мужчине, никогда не рассматривала его как будущего мужа. Ее воспитали так, что она считала вполне естественным, что опекун мужского пола, коим позднее стал король, сделает за нее выбор супруга — выдаст ее замуж за лорда, облеченного властью и занимающего высокое положение в обществе; вероятно, супруг будет намного старше ее. Обдумывать любые другие варианты было просто бессмысленно.

Как странно было теперь смотреть вслед Дэвиду, удаляющемуся от замка, и видеть его в совершенно в ином свете.

— Скажи мне кое-что, Астрид, — бросила она через плечо.

— Слушаю, миледи.

Маргарита обернулась к своей служанке.

— Чего именно мужчина хочет от женщины?

— Но, миледи, вы знаете это не хуже меня.

Ее маленькая служанка оторвалась от работы — она разглаживала руками постиранное и высушенное постельное белье и складывала его в дорожный сундук. В ее глазах читалось непонимание.

— Нет, я хочу знать: чего он на самом деле хочет.

— Господь поставил Адама над миром и всем, что в нем было, но Адам только сидел и вздыхал, — пропела Астрид своим мелодичным голосом. — Тогда Он создал голую женщину, и Адам улыбнулся.

— Значит, мужчины хотят голую женщину?

— Большинство из них. Вот Оливер, сын шлюхи, несомненно, захочет двух сразу.

Маргарита усмехнулась.

— Он тебе, похоже, не нравится.

— Он бы совокуплялся с самим собой, если б мог, — настолько ему нравятся его «мужественные черты».

— Ох, Астрид…

— Ну ладно, может, и не стал бы, но не сомневайтесь, он скорее предпочел бы погрузить свой фитиль, чем поесть.

— Погрузить свой…

— Телесно познать женщину.

— Я поняла, что ты имела в виду! — Маргарита покраснела, представив, как фитиль свечи погружается в теплый воск или масло и поднимается обратно. Или не фитиль… Снова, и снова, и снова.

— Конечно, — сухо бросила Астрид.

— Но он не может быть плохим человеком, ведь Дэвид хорошо к нему относится.

Миниатюрная служанка покачала головой, очевидно не соглашаясь с хозяйкой, но не желая сказать это напрямик.

— В любом случае я не имела в виду нечто столь очевидное. Что еще мужчинам нравится в женщинах?

— Прекрасная пара…