Летиция и Жюстина пошли в сауну. Они предложили мне составить им компанию, но я отказалась. Никакого желания задыхаться между деревянными досками. Хочется свежего воздуха и солнца. Хочется представлять себе острые сверкающие горные пики, летающих ворон, зайца, бегущего среди заснеженных склонов. Если я как следует сосредоточусь, я почти что вижу их!

Шаги. Кто-то поднимается по лестнице, ведущей на террасу. Уже Мартина? Тень на моем лице. Ищу блокнот, надо сказать Мартине, что я хочу еще немножко посидеть на воздухе.

— Почему ты не любишь меня так сильно, как я тебя?

О, нет! Меня словно ударили ножом в живот. Я сжимаюсь, сердце колотится. Иветт и Франсина так близко, за занавесками. Они могут его увидеть. Он не попытается ничего сделать, нет. Мой блокнот!

«Чего вы хотите? Кто вы?»

Смешок, гадкий смешок испорченного ребенка.

— Чего я хочу? Тебя. Кто я? Я — это я. Ты и я, мой ангел, мостик между Добром и Злом.

Можно подумать, он рассказывает выученный наизусть текст. Невозможно — чувствовать его так близко и не знать, что уготовили мне его руки. Снова шепот:

— Тебе понравились мои подарки?

«Нет».

Пока я пишу, я слышу его частое дыхание, ощущаю его щекой, от него исходит странный пряный запах. Это перец!

«Зачем вы убили этих девушек?»

— Зачем светит солнце? Зачем приходит ночь? Ты задаешь идиотские вопросы.

Его голос становится жестче:

— Думаю, ты дура. Думаю, что я ошибся в тебе. Думаю, мне придется полюбить кого-нибудь другого, — заключает он с очевидным ликованием.

Шепот становится быстрее, его губы касаются моих, я чувствую неприятный запах из его рта и не могу сдержать отрыжку. Его рука хватает меня за волосы, как лапа хищника.

— Ах ты, маленькая дрянь! Думаешь, тебе все позволено? Да ты ничто, кусок мяса на коляске! А я жру мясо!

Чувствую, как все мое тело покрывается холодным потом. Неужели Иветт не может поднять голову от своего рами? А Мартина, почему бы ей не прийти сюда, напевая? Сердце бьется так сильно, как будто вместо него в грудь вставили барабан.

Что-то холодное касается моего лица. Я сразу понимаю, что это: нож. В прошлом году мне уже довелось испытать подобное, я знаю, каково это, когда рассекают твою плоть. Я знаю, что такое боль. Я знаю, что такое страх. Я знаю, что такое ненависть. Ненависть и злоба поднимаются во мне, почти заглушая страх. Но я не могу ничего сделать. Лезвие приставлено к моему горлу. Я задыхаюсь от его вонючего дыхания. Он убьет меня? Зарежет в этот прекрасный зимний день?

Мое кресло сдвигается вперед. Лезвие по-прежнему прижато к моей сонной артерии. Куда он везет меня? Страх вновь и вновь сжимает сердце. Если он похитит меня, я буду в его власти, во власти типа, который распинает женщин или насилует их электродрелью.

Он толкает меня вперед. Значит, не к лестнице. Нет. К пустоте. Он скинет меня с террасы, я разобьюсь на дороге. Кресло замирает. Ветер усилился. Лезвие отодвигается.

— Знаешь, что такое прыжок ангела, лапочка? Ты будешь прекрасно смотреться!

Я умру. Я умру через несколько секунд. Как глупо, в десяти метрах от Иветт! Я разобью голову об обледеневший асфальт. Из-за этой мрази! Я закидываю назад здоровую руку, пытаюсь схватить его, но он только хихикает.

— Считаю до трех, ангел мой! Раз…

Нет, нет, это неправда!

— Два…

Я не хочу! Это слишком глупо!

— Ррррр…

Глухое, низкое, страшное ворчание. Это он? Удар в спину, сдавленный крик. Что, неожиданно вернулась Мартина? Я нажимаю кнопку «назад» на кресле, натыкаюсь на что-то на полу, ворчание становится громче, собака, это собака! А потом собака издает стон. Быстрые удаляющиеся шаги. Собака жалобно лает.

— Что это тут творится?

Иветт, наконец-то!

— Но это же Сонин пес! Франсина, посмотрите!

— Еще не хватало! И что он тут делает?

Он спас мне жизнь! — хотела бы я заорать. Храбрый Тентен.

— Ой, да у него кровь! У него рана на боку!

— Надо позвать ветеринара, вроде глубокая. Лежи тихонько, малыш, мы тебе поможем. Я дам ему попить, — говорит Иветт, — он, наверное, хочет.

Я остаюсь одна с Тентеном. Он кладет мне на руку свою горячую морду, я глажу его по голове. Этот мерзавец ударил его ножом. Надеюсь, пес успел его как следует укусить.

Иветт возвращается, приносит собаке воды.

— И давно он тут? Надо было постучать в стекло.

Точно. И как я не подумала? Мне надо было вежливо попросить нападавшего подождать пару минут, а уже потом кидать меня в бездну! Я устало хватаюсь за блокнот и описываю произошедшее прыгающими буквами.

Восклицания Иветт, призывы вызвать жандармов. Франсина, разобравшись в происходящем, заводит свои причитания. Потом приходит очередь Мартины, которая сто раз повторяет мне, как она расстроена, что, если бы она знала, и так далее, и тому подобное. Я стараюсь ровно дышать, повторяю себе, как это прекрасно — остаться живой. Входят Жюстина и Летиция, и Франсина посвящает их в случившееся.

— О! Моя бедная Элиз! — восклицает Жюстина, сжимая мои руки в своих. — Я вас предупреждала! У вас так нарушена аура…

Она резко выпускает мои руки, словно они обожгли ее.

— О! Оно тут, оно совсем рядом с вами!

Что — оно? Это просто смешно!

— Зло… оно окутывает вас, словно саван, — шепчет она настойчиво. — Берегитесь, ваша душа в опасности.

Моя душа? Не беспокойся за мою душу, это мое тело чуть было не превратилось в котлету на обочине дороги.

— Ну, что тут происходит? Пропустите, прошу вас.

Лорье! Все начинают говорить хором, и, в конце концов, он восклицает:

— По одному, прошу вас!

— Держите, — говорит Иветт. — Элиз все записала.

Мертвая тишина. Наверное, он читает. Потом он подзывает Юго и уединяется с ним в уголке, а затем переходит к Иветт и Франсине. Покашливания.

— Итак, если я правильно понял, мадам Мартина Паскали, медсестра, работающая в Центре, устроила мадемуазель Андриоли на террасе, чтобы она «попользовалась солнышком». Потом она ушла в основной кабинет, чтобы «заполнить бумажки». В это время не установленный человек напал на мадемуазель Андриоли и попытался сбросить ее вниз. Ему помешала собака, черный лабрадор, в котором опознали собаку покойной Сони Овар, — (он переводит дух) — каковую собаку неизвестный ранил в правый бок. Мадам Ольцински и мадам Ачуель прибежали на место происшествия и увидели там раненую собаку и мадемуазель Андриоли в состоянии шока.

Ну, состояние шока — это он преувеличивает. По-моему, я держусь отлично.