Да, так я смогу выполнить первый этап КПТ: выявить и признать наши индивидуальные ценности и ожидания.

— Далее нужно научиться выражать боль, — добавил Скотт. — Это основная причина, почему существующие отношения оказываются не такими, как в начале.

Я сказала, что у меня уже есть ребенок и выражать боль я умею отлично.

— Я говорю о другой боли, — улыбнулся Скотт. — Об эмоциональной боли и негативных эмоциях в общем смысле. Нам всем нужно учиться выражать эмоциональную боль, не боясь продемонстрировать свою уязвимость.

— То есть?

— Скажем по-другому: на раннем этапе отношений у нас все хорошо, и эмоциональная боль маскируется «фильтром фантазий» и мощным чувством любви. Со временем, когда мы возвращаемся в реальность, эта динамика меняется.

— То есть вначале мы настолько влюблены, что все кажется сияющим и прекрасным? А в серьезных, взрослых отношениях нам нужно отказаться от «фильтра фантазии»? То есть обновить опцию Instagram — с #nofilter на #nofantasyfilter?

— Верно! — Моя идея понравилась Скотту. — Вам обоим нужно не только составить свои списки, но и постоянно помнить о них и честно выражать свои эмоции без «фильтра фантазий».

Это должно помочь нам с Легоменом выявить свои триггеры, негативные убеждения и вредоносные поступки — например, перестать думать, что у всех остальных отношения складываются идеально. Я вспомнила о бесконечных ути-пути и идеальных фотографиях в социальных сетях. Моя лента буквально захлестнута сентиментальным цунами и демонстрацией отношений, которые просто не могут быть такими идеальными, как кажутся. Именно это заставило мою подругу на какое-то время отказаться от Facebook, а другая подруга попросту исключила из друзей всех, кто рассказывает в сети, какой замечательный у него партнер. («Почему они не могут просто сказать ему об этом за завтраком?») Похоже, от «фильтра фантазий» придется отказаться не только во всех социальных сетях, но и во всех социальных отношениях. Я мысленно сделала себе пометку «помнить о хэштеге #nofantasyfilter» и поблагодарила Скотта за совет.

— Список из тридцати пунктов и отказ от «фильтра фантазий». У нас есть план!

Теперь осталось лишь убедить мужа.

— Что еще за хэштег? Это законно? — так начался наш разговор.

Я в этот момент стирала со стены омлет, разбросанный Рыжиком, а Легомен рылся в холодильнике в поисках, чего бы перекусить перед ужином. Он не был в социальных сетях после 2007 года и лишь однажды заглянул в Instagram, чтобы посмотреть фотографии со свадьбы друга. Моя одержимость уведомлениями Twitter его раздражала. Он до сих пор считал, что трендинг — это засилье узких джинсов везде и всюду.

— Хэштег — это дело десятое, — пояснила я. — Нужно просто реалистично и честно говорить друг другу о своих чувствах. Не притворяться, что все хорошо, когда это не так. И не смотреть на мир через дурацкие розовые очки, как у Джона Леннона или типа того.

Я поняла, что омлет уже и на моей одежде тоже, а в носки проникает что-то вроде йогурта. Я сняла носок и с подозрением его понюхала. Рыжик ухватил с кухонного стола iPhone мужа и убежал с ним вполне счастливый. Легомен бросился вдогонку, зажав в зубах кусок вчерашней запеканки. Я посмотрела на часы и подумала, не пора ли выпить (в нашем доме по рабочим дням это принято в 18.00 — на случай, если вам интересно. У нас тоже есть свои правила…).

Я решила, что избавиться от «фильтра фантазий» можно очень удобным способом — достаточно фиксировать нашу повседневную жизнь во всем ее несовершенстве на камеру. А потом мы могли бы посмотреть запись и убедиться, что не все у нас прекрасно и удивительно.

— Если на фотографиях мы будем только улыбаться, то не вспомним потом своих трудностей и не будем знать, как с ними справиться, когда они возникнут вновь. У нас просто не будет свидетельств того, что жизнь несовершенна, но все решаемо, — объяснила я Легомену.

— И мы будем делать эти дурацкие фотографии? — так он перефразировал мою мысль.

— Ну, что-то в этом роде… да…

Вырвав iPhonе из мертвой хватки сына, я включила камеру и записала для будущего тот момент, когда разъяренный Рыжик вцепился в запеканку, а потом размазал ее по лицу отца. Он пылал праведным гневом и скалил зубы, ведь у него отняли «его игрушку».

— Вот посмотри. — Когда муж протер очки, я показала ему фотографию. — Такова семейная жизнь.

— Отлично…

После ужина я подала мороженое, чтобы мужу было легче смириться с моей новой идеей. И за мороженым я рассказала о списке из тридцати пунктов, который Скотту казался совершенно необходимым.

— Тридцать?! — Муж даже не донес до рта ложку с клубничным мороженым из супермаркета (что повкуснее, мы бережем для гостей). — То есть три и ноль?

— Я понимаю…

Муж со звоном бросил ложку:

— Это же огромный лист!

— Я сказала то же самое!

«Похоже, мы — идеально совместимая пара, — подумала я. — Может быть, нам и не надо со всем этим заморачиваться?»

— А потом мы должны составить список из тридцати пунктов о том, что нам не нравится друг в друге?

…Или не должны.

— Ни за что!

Муж явно разозлился.

— Ну же, на это не потребуется много времени, — оптимистически сказала я, закрывая банку с мороженым и думая о том, что пункт «что повкуснее для гостей» наверняка окажется в его списке «То, что мне не нравится в моей жене».

Кухонный стол все еще был завален всяким детским барахлом — влажными салфетками, бумажными полотенцами, сосками, ложками… Поэтому нам пришлось расположиться в «офисе», то есть «в углу гостиной, где меньше всего детского барахла и стоят два стола».

Для начала я достала бумагу и ручки. На стол мужа я положила большой лист и отличную ручку 0.7 Staedtler, писать которой одно удовольствие. Это моя любовь: мы оба знаем, что эта ручка — лучшая во всем доме. Я бескорыстно пожертвовала ее мужу, а сама удовольствовалась скромной шариковой.

— Итак, мы начинаем! — сказала я максимально радостно.

Мы сели спиной друг к другу (в стиле «тетриса» — только так можно было разместить два стола) и принялись писать в полной тишине. Ну то есть почти полной, потому что собака громко лаяла, еще больше усиливая напряженность странной сцены, достойной фильма ужасов.

Десять минут мы вели себя словно школьники, пытаясь подсмотреть, что пишет другой.

Я отправила Скотту сообщение: «Насколько конкретными должны быть наши списки?»

«Предельно конкретными», — ответил он.

Я вздохнула и написала:

1. Когда ты натягиваешь мне на ноги носки в постели, утверждая, что я холодная, как лягушка. (Подозреваю, что ему просто не хочется, чтобы мои заледеневшие пальцы касались его икр и не давали заснуть. Но в состоянии полусна это безумно приятно, и я страшно благодарна ему за это.)