И он так пихнул ее в бок, что Ангелина едва не слетела с лавки, однако удержалась и послушно ринулась вверх, вслед за Ламиралем, который куда-то сгинул.

Потрясение, испытанное при виде Никиты, было велико, однако в его голосе звучала такая тревога, команда его была такой властной, что изумление Ангелины отступило, сейчас было не до него: сейчас надо искать Ламираля. Поначалу ей почудилось, что он вышел на круговую галерейку, однако, углядев какую-то щель сбоку, а сквозь нее – зыбкое свечение, она тотчас догадалась, что там – свет факела. Она неслышно проскользнула на крышу. И сразу увидела своих знакомцев: Ламираль подсвечивал факелом Сен-Венсену, который стоял на коленях возле небольшой пушечки, чей ствол был направлен прямиком на крышу мастерских. Намерения французов не оставляли никаких сомнений! Ангелина замешкалась: то ли броситься с криком на разбойников, то ли воротиться к Никите, как вдруг услышала его истошный вопль:

– Надули, басурманы! Так он же крючьями за крючья цепляется – вы только поглядите! А врал: ходить буду по потолку голыми, мол, ногами! Этак-то и я могу по потолку ходить! На крючках-то!

– И я! И я могу! – подхватил чей-то бас, а к нему присоединился уже целый хор возмущенных воплей:

– Надул, французишка проклятый! А деньги плачены!

– Держи его! Пускай деньги ворочает! – перекрыл все голоса крик Никиты, и в балагане поднялась такая буча, что Ламираль и Сен-Венсен замерли возле своего орудия, не зная, то ли кидаться на выручку Моршану, то ли самим бежать, то ли продолжать свое таинственное дело.

Впрочем, они недолго пребывали в задумчивости: за забором мастерских замелькали огоньки, послышался топот, оклики. Там поднялась тревога, и любое враждебное действие было бы замечено! Затем и учинил Никита такой шум в балагане. И тут заходили ходуном щелястые доски, и рядом с Ангелиной появилась высокая фигура мастерового с растрепанными светлыми волосами. Одним прыжком он бросился на французов, растолкал их, выхватив факел у Ламираля, так что осветилось дерзкое светлоглазое лицо «мастерового». И тут раздался яростный крик Сен-Венсена:

– C’est toi? Oh, mon nez![31]

У Ангелины дыхание перехватило. Выходит, Никита и был тот русский, что так крепко приложил Сен-Венсена по носу, убегая из дома мадам Жизель. Значит, все-таки с Никитой предавалась она любви, сердце ее не обмануло!

Никита приложил Сен-Венсена кулаком в нос, отчего тот опрокинулся навзничь. Никита мощным рывком своротил с места пушечку, а потом кинулся к Ангелине и потащил ее за собою на галерейку. Плохо сбитые ступеньки прыгали под их ногами, как клавиши, но все же беглецы успели опередить своих преследователей и прежде их оказались на земле, после чего Никита засвистел – и из ворот мастерских выбежало несколько темных фигур.

– Держи воров! – заблажил Никита не своим голосом, указывая на узенькую лесенку, где четко, подобно силуэтам театра теней, вырисовывались в лунном свете фигуры Сен-Венсена и Ламираля. Французы тотчас перескочили через перила и скрылись в темноте, сопровождаемые топотом множества ног, криками: «Держи, лови, хватай!» – и разбойничьим посвистом Никиты, который все-таки успел на миг припасть к губам Ангелины, шепнув в поцелуе:

– Иди домой! Жди! Приду!

Затем сорвал с дерева повод рыжего жеребца – Ангелина только ахнула, увидев знакомую проточину во лбу, – взлетел на него – и исчез, словно сам обратился в эту свистящую, звенящую топотом копыт, полную опасностей и страхов ночную тьму.

* * *

Ангелина еще постояла, крепко держась за дерево, с трудом усмиряя дыхание, и по мере того как спокойнее колотилось сердце, трезвее становились и мысли, так что полная невнятица происшедшего несколько прояснилась, а разорванные ниточки – события последних дней – сплелись в ровненький клубочек.

Этот конь, вчера плясавший у измайловского крыльца, – конь Никиты. Получается, что именно Никита – разудалый жилец флигеля. Курьер воинский! Курьер-то он, может быть, и курьер, но вечера уж точно не в игровых домах проводит. Значит, пьяные драки и одежда мастерового – только маска… прикрытие? Ах, как хотелось бы верить его поцелуям, его шепоту! Кончится война, скинет Никита маску – и останется сердце, любящее Ангелину. И она любит его – можно ли в том сомневаться? Но до сего еще должно пройти время. Не зря же Никита выслеживает французов.

Затем, наверное, он и был в доме мадам Жизель!

Не принадлежит ли мадам к числу тех иностранцев, которые телом – в России, а душой преданы другому государству? Не секрет, что правительство Наполеона присылало в Россию шпионов под видом купцов, которые должны были вербовать эмигрантов и поднимать их на скрытную войну с приютившей их страной. Но Фабьен, Фабьен с его страстной влюбленностью, с его мягким, бархатным взглядом черных очей… И он же спас деда, а потом Ангелину с Меркурием…

И тут она замерла: все высветилось, все прояснилось вдруг! Ведь поджог заброшенного дома свершен был в ознаменование нападения Наполеона на Россию! И Фабьен оказался в том саду не случайно: он был пособником поджигателя, а выказал себя, чтобы завоевать доверие князя Измайлова. Значит, Фабьен заранее искал случая завоевать расположение князя, а случай более благоприятный едва ли мог представиться! Но к чему все это? Откуда такая забота о семействе Измайловых? Да, верно, маркиза д’Антраге рекомендовала мадам Жизель Измайловым.

А маркизе-то какая польза в сей протекции?

Укрепить положение в городе своей кузины?

Кузины?..

Ангелина вспомнила столь схожие черные глаза, вспомнила голоса: звонкий, выразительный – мадам Жизель и чуть глуховатый – маркизы. Глуховатый? Ну да, его приглушает неизменная вуаль, скрывающая шрам. А если представить, что шрама никакого и нет? Если снять вуаль – не окажется ли, что под нею откроется лицо все той же графини де Лоран, мадам Жизель, которая явилась к Измайловым под именем подруги их дочери? Легковерные же Измайловы приняли за истину объявленную им ложь!

Как вчера сказала мадам Жизель?.. «Ну, Анжель, ты еще глупее, чем кажешься!» И правда! Все они оказались глупы как пробки, поверив басням мадам д’Антраге, графини де Лоран… Нет, едва ли – у нее наверняка совсем другое имя, но выяснить его возможно, только заглянув во времена Французской революции, когда мать Ангелины пыталась спасти королевскую семью – не на сем ли пути столкнулась она с мадам Жизель? Перешла ей дорожку, вызвала ее ненависть, а ведь женская злоба далеко превосходит мужскую! А может… Нет, ответ знают только Мария Корф и «графиня де Лоран». Или Фабьен.

Фабьен! Он, конечно, замешан во все дела своей матери. Надо думать, и возле опрокинувшейся кареты он не просто так очутился… Да и карета не просто так опрокинулась. Мог ли Усатыч сломанную чеку проглядеть? Фабьен и его сообщник охотились за Меркурием, и прикончить его помешала только Ангелина: на нее Фабьен не смог руку поднять.

И скорее всего, тогда у Фабьена возобладала не забота об Ангелине, а трезвое опасение: смерть своей внучки Измайловы без отмщения не оставят. Или графине де Лоран нужна была живой дочь Марии Корф, чтобы сделать ее своим послушным орудием? Ведь превратила же она в тряпку собственного сына!