Следователь молчал.

– Позвонить от тебя можно? Пешком не хочу идти.

Следак передвинул аппарат.

– Через девятку.

– Ага, дякую.

Генерал набрал номер, отдал распоряжение, чтобы его забрали.

– Щас приедут. Они тут рядом стояли. Тебя подвезти?

– Нет, спасибо.

– Ну, как знаешь. А ты все же подумай над моим предложением. Против силы не стоит переть, Саш. Никто это не оценит. Да… деньги когда вернете?

– Получите в установленном законом порядке.

– Ну, как знаешь, – генерал поднялся. – Бывай.

Через несколько минут бронированный, с подсвеченными изнутри стеклами «Мерседес» плавно отчалил от тротуара и растворился в сгущающихся киевских сумерках. Следователь, стоя у окна, увидел, как он мелькнул в пролете между домами – и исчез…

На следующий день следователь зашел на работу только на полчаса. Дело еще было открыто, он, как процессуально-самостоятельная фигура, имел право делать что угодно. И потому наполнил большую спортивную сумку камуфляжного цвета, которую можно носить как рюкзак, – с ней он прошел все АТО, – и положил ее в багажник старенького «Фольксвагена», который у него тоже был со времен АТО. Никто не остановил его, и никто не задал ему ни одного вопроса.

Уже направляясь в центр Киева, он набрал номер. Ответили сразу.

– Алло.

– Это я, – сказал следователь.

– Ага, – генерал был явно в хорошем настроении, – надумал?

– Да. Сейчас можно к тебе подскочить?

– Сейчас… ладно, давай сейчас. В главное здание. У меня тут делегация… немного подождешь, ничего?

– Ничего.

– Тогда давай, подъезжай, роевой…

– Вниз кого пошли встретить.

– Зачем?

– Подарок у меня для тебя.

Генерал засмеялся:

– Умнеешь. Ладно, пошлю…

Министерство внутрешних справ Украiны находилось на улице Академика Богомольца, 10 в многоэтажном, построенном во времена великого министра внутренних дел СССР Щелокова здании. Раньше оно было огорожено красивой кованой чугунной решеткой, а на пропусках несли службу два милиционера. Теперь главное здание МВД было огорожено бетонным забором высотой не менее пяти метров, с камерами и сплинкерами поверху для распыления раздражающего газа, а на входе стоял БТР и нацгвардейцы, вооруженные автоматами. На крыше заняли позиции снайперы, через каждые пять метров на заборе через трафарет было нанесено краской.

Увага! Зупинятися або повільно їхати заборонено! Паркуватися заборонено!

Все изменилось в этом здании с тех пор, как оно было построено. Неизменным оставался лишь памятник Жеглову и Шарапову, поставленный здесь в иные, куда лучшие, времена. Его хотели сносить… то ли в рамках демократизации МВС, то ли в рамках общей кампании по борьбе с коммунистическим наследием… сама власть сносить не собиралась, не осмеливалась, но власти и не надо было, достаточно было шепнуть кое-кому: «можно». Как ни странно, памятник спасли уголовники. Киевские авторитеты доходчиво объяснили всем свидомым и политически активным, что и с кем произойдет, если памятник вдруг «упадет». Аргументы оказались доходчивыми: памятник стоял до сих пор, и стражи порядка тех, давних, времен с грустью и осуждением смотрели на правоохороньцев новых, ведущих себя как… фашисты на оккупированной территории…

Так что памятник стоял – пусть власти его от греха подальше и огородили высоким забором…

На въезде в очередь стояли машины. Когда дошла очередь до него, следователь предъявил права, к ним – резинкой, с обратной стороны – была прицеплена карточка ветерана АТО. Так делали многие ветераны, потому что даишники[13]лучше относились в таком случае и могли ограничиться предупреждением вместо штрафа. Проверяющий документы лейтенант улыбнулся, увидев карточку.

– К кому?

– Борисенко, к замминистра Квачу.

Лейтенант быстро проверил по планшету:

– Вас нет в списках.

– Мы только что договорились. Могли не включить.

Лейтенант быстро осмотрел салон, отступил в сторону:

– Багажник покажите.

Следователь вышел, немного прихрамывая, прошел к багажнику, открыл его. Там ничего не было, кроме большой сумки. Лейтенант показал на нее:

– Что в сумке, откройте.

Следователь вжикнул застежкой молнии. В сумке плотно лежали пачки долларов. Очень много.

– Хорошо, можете проезжать, пан Борисенко.

В сухом голосе лейтенанта прозвучало тщательно скрываемое презрение.

Следователь проехал дальше, припарковался в тесном дворе, рядом с огромным светло-серым «Субурбаном». На борту машины вяло колыхался американский флажок.

Он достал из багажника сумку, надел ее за плечи как рюкзак, поковылял ко входу.

После того как он прошел к основному зданию, к нему сразу устремилась и охрана, и молодой человек в аккуратно отглаженной новой серой форме.

– Прошу прощения, ваши документы.

Молодой человек оттеснил безопасников:

– К замминистра.

– Пан майор, сработка.

Молодой майор посмотрел на безопасников как на пустое место. Те молча отступили, знали, с кем в этом здании связываться не стоит. А то отправят служить на Донбасс или еще куда, где пулю в брюхо получить – плевое дело.

– В журнал записывать?

– Нет.

Они прошли через вертушки, следователь прошел с трудом из-за рюкзака. Опять сработка, но безопасник, только вскинувшийся, мгновенно сел на свое место под взглядом майора-порученца.

– Пан генерал сейчас занят, он примет вас, как только освободится.

– Добре. Туалет здесь где?

– В общий лучше не ходить. У нас на этаже отдельный есть.

Из туалета следователь вышел довольно быстро. Подмигнул порученцу.

– Пока пан генерал занят, можно в буфете на этаже посидеть.

– Нет, времени нет. Еще кто вперед проскочит. В приемной посижу.

– Хорошо.

Они прошли в приемную. Она была сразу на два кабинета, общая; на диване сидели двое; увидев огромный рюкзак, оба насторожились, один вскочил и преградил им путь. Как доберманы… сухие, поджарые, настороженные, в одинаковых костюмах-двойках и едва заметных микрофонах-наушниках.

– Что там? – спросил охранник, показывая на сумку.

– Вам какое дело? – грубо ответил майор-порученец.

– Мы должны проверить. Такая сумка представляет опасность.