На другой стороне поляны, за источником, стоял человек. Я понял, что это именно человек, а не эльф, хотя был он необычайно высок и красив, с широкими плечами и огромной бородой, падавшей на грудь.

— Кто меня зовет? — спросил он, и голос его проник в меня так же глубоко, как и хрустальный звук.

Я покачал головой, показывая, что не могу ответить. Молли взмахнула хвостом, обошла ограду и ткнулась мордой ему в плечо. Он погладил ее по носу.

— Эти леса полны волшебства, — сказал он мне вроде бы мимоходом, словно сразу понял и ласково извинил мою немоту. — Нужен ли я тебе, человече?

Я снова покачал головой.

— Я верю, — произнес он так, что мне захотелось заплакать. — Ты — бард, и стало быть, не можешь лгать. А сказать правду иногда можно только молчанием. — Он вытянул вперед мощные руки воина и потряс ими. — Я не бард. Иногда мне тоже приходится подолгу молчать, человече, но так нужно.

Выражение безмерного терпения на его лице почему-то мучило меня до слез. Я утешил бы его, если б мог, я бы сделал для него и больше… Я протянул ему полную до краев кружку.

— Нет, пока еще нет, — сказал он и улыбнулся теперь по-настоящему. — Я повременю, пока не будет крайней нужды. А уж тогда я выпью, и с радостью.

Я поставил кружку на край ограды.

— Однако же ты позвал. Ты пока еще не с ними, хотя и носишь их одежду.

Я посмотрел на свой зеленый бархат, на высокие кожаные сапоги. Я хотел объяснить… Нет, я не мог бы помочь ему, и он мне — тоже.

— Скажи мне только одно, — торжественно вопросил он. — Когда настанет последняя битва, где будешь ты? Будешь ли ты среди воинов Волшебной Страны, или поскачешь с песней рядом со мной?

Я пересек поляну и преклонил перед ним колени. Я взял его руку и прижал к губам. Я присягнул ему на верность, и для этого мне не понадобились слова. Рука у него была сильной и теплой. Он коснулся моей склоненной головы.

— Хорошо. Теперь иди, брат, и скажи своей госпоже, что Король все еще ждет. Пусть удача сопутствует тебе.

Молли фыркнула и недовольно махнула хвостом. Он исчез. А пустая кружка, подпрыгивая, скатилась в колодец. Я ненадолго припал к лошадиному боку, впитывая живое тепло, дыша уютным конским запахом. На Земле я знавал и королей, и героев, считавшихся великими, но перед ним все они были детьми. В нем не было ни грана эльфийского, зато очень много другого, того, чем славен человеческий род — любовь, вера, мужество, терпение и щедрость — всего этого было в нем в избытке. Все низменные страсти он выжег на таком огне, который я и представить не мог. Память о Короле я затаил в своем сердце, как раскаленный уголь истины среди обманчивых чар и изменчивых красок Эльфийской Страны.

Я снова уселся на Молли, и мы с ней не торопясь поехали прочь. Скоро я наткнулся на Оленеглазого, Плющиху и Скрипучку. Они сидели с другими эльфами в кругу из древесных пней и пили из серебряных фляжек, а кони их паслись вокруг.

— А! Арфист! — радостно закричали они, не выказав ни тени удивления. — Охота кончилась, посиди с нами.

Я послушно слез с коня. Король у родника… По сравнению с ним эльфы казались хрупкими и призрачными. Наверное, они и сами это чувствовали, потому что потянулись ко мне, словно к костру. Я вспомнил слова королевы о золотом сердце смертных и, кажется, даже пожалел их.

— Хочешь выпить? — Оленеглазый протягивал мне свою фляжку. Остальные с интересом наблюдали, клюну ли я на приманку. Конечно, он понимал, что я откажусь, но, наверное, просто не мог удержаться и не поиграть с моей человеческой сущностью. Когда я только прибыл, он точно так же выспрашивал мое имя.

— Да нет, — Плющиха с томным выражением отвела в сторону фляжку.

— Не станет арфист пить с тобой.

— Давайте не пойдем домой, давайте пойдем в горы. Мне перепало два-три ехидных взгляда.

— Пойдемте, подменим кого-нибудь.

— Давайте танцевать, — сказала женщина с пальцами-корнями. — Могу поспорить, арфист заставит вас плясать.

— Без арфы? — обидно усмехнулся Оленеглазый. «Ну что ж, без арфы, так без арфы», — подумал я, встал на пень и запел:

Навеки пьян от твоего лица,

Навеки пьян, едва тебя я встретил,

Навеки пьян от твоего лица,

И никогда мне не забыть тот вечер.

Это старинный танец. Там, где прошло мое детство, поблизости не всегда случался скрипач или арфист, и люди просто пели мелодию, используя первые попавшиеся слова. Петь музыку нелегко, едва остановишься перевести дух, как собьешься с ритма.

О кто там стащил одеяло с меня,

Кто там стянул одеяло с меня,

Кто уволок одеяло с меня.

Вовсе никто, только Конла…

Эльфы кивали в такт.

Лиззи Витт, что за вид!

Подтяни юбчонку;

Старый Брентон в уголке

Чмокает девчонку!

Эльфы танцевали вокруг, а у меня перед глазами снова прошли летние луга моего детства; люди танцевали в доме моих родителей, а какая-нибудь крепкая старуха забиралась на стол, выдавая стишки про всех подряд, один другого хлеще.

Гарри красивый,

Гарри нарядный,

Ну разве он не пригож?

Всех девушек он перецеловал,

С каждой был мил и хорош.

Я открыл глаза. Передо мной на зеленой эльфийской земле притопывали и раскачивались под музыку смертных совершенно фантастические создания. Среди них я сразу заметил черную, как вороново крыло, голову Охотника. Раньше его с ними не было.

Охотник взглянул на меня, а все прочие будто выцвели, потускнели, как призраки. Так тускнеет память: их стало меньше. Охотника — больше. Казалось, он возник прямо из воздуха, но его алые губы и красные брови выглядели на редкость настоящими.

— Так, Томас, — сказал он мне.

Впервые ощутил я действие своего имени. Может, я слишком долго пробыл с эльфами, и их обычаи успели въесться в мою кожу. Может, я так отвык от звуков собственного имени, что любого, окликнувшего меня, начинал считать другом. Как бы там ни было, я прислушался.

— Пойдем, Томас, — позвал он, и я пошел с ним с поляны и дальше по тропинке в лес, к маленькому ручью.

Охотник сел на замшелый валун и принялся кидать в ручей камешки.

— Жил-был некогда рыцарь, — заговорил он. — Довелось ему жениться на прекрасной даме, и, когда пришло время, у них родилось дитя. И все было бы хорошо, но мать прекрасной дамы позавидовала счастью дочери, и особенно тому, что молодые сами, без ее помощи, нашли друг друга. Эта ревнивая женщина наняла шайку головорезов, те напали на дом рыцаря и убили его вместе с ребенком. Мать думала, что теперь-то дочь обязательно вернется к ней. Но бедная вдова, похоронив той же ночью своих мертвых, обрезала свои длинные каштановые волосы, переоделась в одежду мужа и много дней провела в дороге, пока не пришла к королевскому двору, ища не справедливости, а службы: вдова рыцаря стала слугой короля и многие годы служила ему столь успешно, что со временем стала королевским управляющим. А теперь отгадай, Томас, что стало с рыцарем?