Теперь обернулись все, и он, пользуясь возникшим оцепенением, бешено завертел головой. Взгляд на миг выхватил из толпы знакомый профиль: покатый лоб, убегающие на затылок волосы, нос картошкой, круглый старушечий подбородок – все рубленое, контрастное, как на черно-белом снимке. Нет, это не Петр. Конечно, не он, это чья-то чужая морда, но почему она его так зацепила?

Константин моргнул, и морда исчезла, а через один удар сердца он уже не мог с уверенностью сказать, действительно ли там кто-то был, или это ему пригрезилось. Стадо пришло в движение, и Костя понял, что никого не найдет.

Матеря себя за то, что отвлекся, он отступил к колонне. Если б он смог встретиться с сотником… Но как? В мире с действующим метро многое было по-другому. Многое находилось не на своем месте – члены Чрезвычайного Правительства работали черт знает кем, а от Народного Ополчения осталась лишь одноименная улица на «Октябрьском поле». Две трети черного списка он совершенно спокойно разыскал через справочное бюро на Киевском вокзале, но адрес Петра не спросил – он помнил его сам. И, конечно, ни разу к нему не ходил. К кому идти, если Петра убили?

А если нет?

Костя решительно вышел из-за колонны и влился в реку, текущую к эскалатору. Час «пик» – не лучшее время для поездок, особенно с двумя пересадками. До «Арбатской» он доедет и на тачке. В кармане похрустывали плотно сложенные четыре сотни, деньги, происхождение которых его так тревожило – совсем недавно. Давно. Это было давно. И, главное, не с ним. Тот малохольный географ удавится, но на тачку не разорится, а он, Костя Роговцев, может себе позволить. Тем более, за счет беллетриста Валуева, царство ему небесное.

Машин в городе было пруд пруди, и на такси получилось еще дольше, зато с комфортом. Показывая, где свернуть, Костя на всякий случай пояснил:

– У магазина «Мелодия».

И по привычке добавил:

– Который взорвали прошлой зимой.

– Чего взорвали? – Оторопел водитель.

– «Мелодию», – буднично ответил Константин. – Или у вас не взрывали? Значит, это только у нас.

Таксист поцокал языком, но промолчал. Он на своем веку слышал и не такое.

Костя велел остановиться у красной кирпичной школы с чудным номером «1234» и, заплатив сверх оговоренной суммы, зашел в подъезд старого пятиэтажного дома.

Сердце забилось сильней и чаще. Шансов было не много, но если он все же не обознался, если Петр жив… Что из этого следует, Костя так и не решил, – он уже стоял у двери и давил на звонок. Лишь успел довести сладкую мысль до конца: если сотник жив – это здорово.

– Вы к кому? – Осведомились из-за цепочки.

Ну да, правильно. Петр обитал в коммуналке. Это в отдельных квартирах спрашивают «кто там?», а в коммунальных – «к кому?». Большая разница.

Константин рассмотрел жестяную табличку над звонком – в списке значилось шесть фамилий, но Еремина среди них не было.

– Я к Петру, – сказал он.

– Нет у нас никаких петров, – недружелюбно отозвался некто, скрывавшийся за дверью.

– Откройте, пожалуйста, мне нужно с вами поговорить.

– Нет у нас петров, и говорить не о чем, – отрезал жилец.

В узкую щель был виден только кусок коридора и волосатое предплечье с бледной татуировкой «Сахалин 1957-61». Не позволяя захлопнуть дверь, Костя выставил вперед ногу.

– Мне бы на два слова…

– Толик, что там? – Раздался женский голос.

– Петю какого-то… С утра по телефону голову морочили, а теперь вон приперлись. Здрасьте.

– Небось опять к Петуховым.

– Да уж не ко мне, – поддержал Толик с Сахалина. – С этими Петуховыми никакого покоя. Базар, а не квартира.

– То у них племянники, то студенты психованные, то этот… полтора месяца околачивался.

– Норкин, – с фальшивым почтением подсказал Толик-Сахалин. – Ты с ним на «вы» и за ручку! Два образования высших, не смотри, что из себя мухомор.

Соседка неохотно гыгыкнула и, судя по звуку, удалилась. Костя постоял еще несколько секунд, пока до него, наконец, не дошло.

– Норкин? Может, Нуркин? – Спросил он, потешаясь над собственной наивностью. Надеяться на случайную встречу в десятимиллионном городе – это…

– Во-во, Нуркин, – чему-то обрадовался Толик. – Ты тоже к Петуховым? Не пущу. Нет их. Вот на лестнице и дожидайся

– Хорошо, – легко согласился Константин.

Он взялся за дверь и изо всех сил дернул ее на себя. Цепочка от подвесного унитаза лопнула, и Костя, ткнув негостеприимного соседа в солнечное сплетение, переступил через порог.

– Ты что это?.. – Растерянно молвил Толик-Сахалин. – Ты драться, да? Ну я тебе щас…

Крепкий мужик в тренировочных штанах и майке на бретельках сжал кулачище и разудало, с каким-то бесшабашным «ы-ы-ых», размахнулся. Костя одобрительно кивнул, но за мгновение до прилета кулака нырнул в сторону. Одной рукой он перехватил запястье, а другой легонько, без особых затрат, ударил по Толиному локтю. Сахалинец послушно упал на колени.

– Кто еще дома?

– Мы только, – простонал он. – На работе твои Петуховы. Руку отдай, сломаешь!

– Как бабу зовут? – Спросил Костя, помогая ему подняться.

– Лиза.

– Елизавета! – Громко сказал он. – Можно вас на минуточку?

Из боковой комнаты выглянула пожилая женщина с какой-то кастрюлей.

– Ты на кой его впустил?

– На кой, на кой… – проворчал Толик. – Человек больно хороший.

– Задаю один вопрос и ухожу, – мирно объявил Константин. – Если я правильно понял, Нуркин здесь не прописан.

– Нет, не прописан, – единодушно заверили жильцы.

– Но появляется.

– Ха, появляется! – Возмутилась Елизавета. – Почти два месяца тут обретался.

– А сейчас?

– Съехал недавно. А чего ты здесь командуешь?

– Молчи, Лизка! – Одернул ее Толик. – Чего еще хотел?

– Как его найти?

– Норкина? Это Петуховых друг, их и пытай.

– Когда они придут?

– Слушай, неуемный, ты один вопрос обещал, а задал сто, – проговорила женщина.

– Так вы же на него не ответили, – сказал Костя и, подойдя к телефону, обрезал провод. Потом повернулся к Елизавете и ненавязчиво продемонстрировал нож. Лезвие длиной с телефонную трубку было сплошь усеяно чешуйками засохшей крови.

– Гра-абят… – прошептала женщина.

Кастрюля грохнулась на пол, и в коридоре пронзительно завоняло кислыми щами.

Мобильного телефона Петр никогда не имел, поэтому долго искал, куда нужно тыкать. Прежде, чем он ответил, трубка чирикнула раз семь или восемь.