— Например, разорвет в куски задницу Ольшанского. Промежность покусает, мошонку оттяпает.

— Какие мы кровожадные. Кто бы мог подумать.

— Похоже, эта седьмая бээмвуха для него дороже собственной мошонки, — подал голос с заднего сиденья Леха Килла. — Почти у всех автолюбителей мозги сорваны с нарезки. Все мудаки. Но я еще не видел, чтобы какой-нибудь чмошник так трясся над своей тачкой.

— Немного терпения, и тачки он лишится. — Ошпаренный выключил приемник, покопавшись в ящике для перчаток, вставил в магнитолу кассету с записями Фрэнка Синатры. — Как девственности. Раз. Немного больно, немного жалко потери. Но назад уже не вернешь.

— Не хрена было огород городить с этим гаражом, — сказал Леха Килла. — Надо просто встретить клиента посреди двора. Отоварить и забрать ключи от бумера. Это мое мнение.

— Твое мнение я уже слышал, — ответил Кот. — Но не успеем мы сесть в бээмвуху, как здесь будут менты. Кроме того, отоварить Толмача — не вопрос. Это дешевая тема. Его надо нормально наказать, а не шнобель своротить.

Сегодня Ольшанский вернулся домой около десяти вечера вместе с какой-то девицей. Он поставил машину в гараж, дважды проверил, заперт ли замок, подхватив свою даму под руку, со всей решительностью, отпущенной ему природой, потащил ее к подъезду.

Кот посмотрел на часы, решив, что любовники уже выпили по стакану вина и, созрев для плотской любви, нырнули в постель. Выбравшись с водительского сиденья, размял ноги и задрал голову. Свет на кухне Ольшанского погашен. Костян снова занял место за рулем и выключил музыку.

— Пора, — сказал он, повернувшись к Ошпаренному. — Наш друг, наверное, уже ждет на улице. Замерз.

Димон передернул плечами, не хотелось вылезать из теплого салона и телепаться под дождем. Он застегнул куртку, вышел из машины. Озираясь по сторонам, прошагал до угла дома. Редкие фонари и ни одного прохожего. У кромки тротуара стоял КамАЗ, габаритные огни погашены, кажется, в кабине никого.

Через секунду дверца открылась, сверху спрыгнул долговязый парень с бритой налысо башкой, прыщавой физиономией и серьгой в ухе. Кличка Панк прилепилась к нему именно из-за этой серебряной серьги.

— Я уже полчаса тут торчу, как опущенный, — Панк протянул Димону холодную вялую ладонь, дыхнул в лицо свежим перегарчиком. — Вы чего там, совсем что ли? Ведь КамАЗ не мой, он два часа как в угоне. У ментов наверняка уже есть ориентировка. Если мимо проедет патруль…

— А если не пить перед делом, а? — Ошпаренный вытащил бумажник. Отсчитав деньги, сунул купюры Панку. — Не пробовал без этого?

Поговаривали, что Панк вместо водки лакает жидкость для выведения прыщей. Дешево, а эффект тот же. Некогда он состоял в одной уличной банде, но дружков кого пересажали, кого постреляли. Оставшись не у дел, Панк занялся угоном отечественных автомобилей, разбирал «Жигули» до винтика, приторговывал запчастями. Прибыль небольшая, но жить можно. К иномаркам он близко не подходил.

— Можно начинать?

— Не сейчас, — помотал головой Димон. — Подождем еще четверть часа. Воткнись, чувак, и не хлопай ушами. Работа у тебя ювелирная. Тачка в гараже не должна пострадать. Ты ломаешь ворота и разваливаешь часть стены. Но кирпичи должны свалиться не на машину. На другую сторону. Понял?

— Понял. Что я совсем, что ли… Головой упал.

— Хрен тебя знает, — проворчал Димон. — Может, и головой.

Панк махнул рукой и полез в кабину грузовика.

За те четыре дня, что Костян Кот посвятил наблюдениям за Ольшанским, удалось кое-что узнать. По приезде в Москву Толмач поселился в двухкомнатной квартире в пяти минутах езды от площади Победы. Дом в тихом переулке, в подъезде домофон плюс старуха вахтерша. Злобная и худая, как пересохшая вобла, она неотлучно торчит в застекленной будке под лестницей, будто у нее нет никаких стариковских удовольствий, скажем, поликлиника, прачечная, собес… По вечерам ведьму сменяет плотный пожилой мужик, который, кажется, страдает хронической бессонницей. Все мусолит газеты, журнальчики с кроссвордами. Коротая время, заводит разговоры с жильцами и терзает телефонный аппарат, кому-то названивает.

Есть еще один дежурный, неопределенных лет мелкий мужичок с острыми, как шильца, глазами и суетливыми манерами. Этот тоже не подарок. Судя по повадкам, бывший мент или вохровец. Когда Костян, прикинувшись немного поддатым, попытался войти в подъезд следом за какой-то дамочкой, вахтер, выбежав из своей конуры, грудью преградил путь к лифту: «Мало тут пьяни ходит, — мужичок шпарил, как из пулемета. Голос пронзительный, тонкий, от которого уши закладывало. — Еще один хмырь явился. Нажретесь и айда в подъезд ссать. Почему нельзя на улице отлить? Ну, почему? Почему тебе, пьяная рожа, хочется именно в парадном нагадить? Ну, что ты вылупился, как бабья писька? В опорный пункт позвонить? Это я устрою. Моментом». Мужичок, быстро перебирая копытами, метнулся к себе за загородку, к телефону.

Костян, вместо того чтобы двинуть вахтеру промеж рог за его художественные выражения, просто развел руками и с виноватым видом вышел на воздух, будто и вправду приходил в подъезд гадить. С такими бдительными гражданами подобраться к квартире Ольшанского, не наделав большого шума, будет непросто. Обмозговав идею с проникновением в квартиру, прикинув все варианты, Костян решил, что соваться туда опасно и, главное, затея лишена практического смысла.

Болевые точки Толмача: его любимая БМВ и бильярдная. «Карамболем» сейчас занимается Петя Рама. А вот вопрос с бумером остается открытым.

Тачка не оборудована никакими особо хитрыми противоугонными системами, установлена только система звуковой сигнализации, нет даже механического блокиратора руля. Но от этого не легче, потому что подобраться к машине непросто. Выезжая в город по делам, Толмач не бросает машину где попало: пользуется платными стоянками или подземными парковками. Кроме того, все маршруты ограничены Садовым кольцом или проходят по центральным магистралям, где менты на каждом шагу. Ольшанский переезжал с места на место, посещал мелкие банки и крупные ломбарды, никогда не догадаешься, куда он завернет и что ему нужно. То ли вазелин, то ли туалетная бумага… Возможно, он просто поиздержался, открывая в Москве свою дерьмовую богадельню с бильярдом, и теперь искал деньги или новых компаньонов.

На ночь он неизменно оставляет тачку в гараже. Несколько кирпичных боксов с металлическими воротами стоят в углу двора за старыми тополями. Бокс Ольшанского первый крайний. Большой, в таком помещении лимузину представительского класса не будет тесно. Этот гараж Ольшанский прикупил вместе с хатой. Удачное приобретение. Первый раз увидев это стойло для машины, Кот вздохнул с облегчением. Единственное окно квартиры Ольшанского, выходящее во двор, — кухонное. Остальные окна смотрят на улицу. Почему-то все автомобильные придурки, вроде этого Толмача, искренне верят, что из гаража увести машину значительно труднее, чем тачку, брошенную у подъезда. Серьезная ошибка.