«Мы, нижеподписавшиеся физики, математики и философы, решительно протестуем против впечатления, будто теория относительности представляет собой высшую точку современного научного исследования. Считаем это несовместимым с серьезностью и достоинством немецкой науки, когда в высшей степени спорная теория поспешно, на манер базарного зазывалы, вносится в мир дилетантов и профанов» [Goenner, 2005 стр. 193].

В докладе на съезде Ленард высказал об Эйнштейне и его теории все, что в этот момент думал, не стесняясь в выражениях. Однако антисемитские нападки не прибавили сторонников Ленарду, напротив, большинство физиков принимало теорию относительности как выдающийся вклад в познание Вселенной.

Три летних месяца Эйнштейн провел в Голландии, а потом вместо Лейпцига уехал с докладами в далекую и более безопасную Японию.

В ноябре 1922 года из Стокгольма пришла давно ожидаемая весть: Эйнштейну присуждена Нобелевская премия по физике за 1921 год. Сам лауреат находился в это время на пути в Японию, куда прибыл 17 ноября, так что в церемонии вручения премий 10 декабря он участия не принимал. В формулировке Шведской академии наук слов о теории относительности не было, премию присудили «за заслуги в теоретической физике, особенно в открытии закона фотоэффекта».

Ленард не мог пережить такой успех своего заклятого врага. Тем более, в открытии законов фотоэффекта он сам принимал непосредственное участие, проведя в 1902 году знаменитые эксперименты, позволившие Эйнштейну объяснить явление с точки зрения квантовой теории. А теперь снова вся заслуга приписывалась «этому еврею». В начале 1923 года Ленард направил в Стокгольм письмо, в котором протестовал против награждения, «компрометирующего престиж Шведской академии наук» [Schönbeck, 2000 стр. 37].

После съезда в Лейпциге основные усилия Ленарда были направлены на то, чтобы опорочить теорию относительности и лично ее автора Альберта Эйнштейна. Наука отходила на второй план. В Физическом институте в Гейдельберге образовалась группа сотрудников, приверженцев идеологии фёлькиш, многие из них примкнули к национал-социалистам. Аспиранты и ассистенты Ленарда занимались, главным образом, написанием пасквилей об Эйнштейне и рассылкой их в разные газеты и журналы. Молодой физик Пауль Книппинг,[59]приглашенный Ленардом в Гейдельберг для подготовки второй докторской диссертации, так описывает в письме Лизе Мейтнер обстановку в институте:

«Существенная часть научной деятельности состоит здесь в том, чтобы готовить и рассылать в газеты публикации (естественно, не указывая имени автора), которые не содержат ничего другого, как личные выпады против ненавистного деятеля. Когда я сюда попал (начало 1923 года), то тут писалась одна "сочная" заметка "Эйнштейн как еврей", которая, как мне рассказали, должна содержать только личные оскорбления… Самое печальное в этой истории это то, что эти художества творятся не молодыми, неопытными людьми, а за всем за этим стоит Ленард, чего я ранее не знал. Как только мое отношение [против такого рода публикаций] стало известным, наступила моя изоляция» [Schönbeck, 2000 стр. 8].

Книппингу так и не удалось защитить диссертацию в Гейдельберге, ему пришлось для этого переехать в Дармштадт и защищаться в местном Техническом университете.

Сын известного физика Вилли (Вильгельма) Вина писал домашним в 1925 году о положении в институте Ленарда:

«Я еще не могу сориентироваться, нужно ли сначала стать фёлькиш и только потом кандидатом в доктора или наоборот. В любом случае, институт кажется в этом смысле довольно однородным, и противостояния с университетом, ректором и другими функционерами энергично Ленардом подавляются» [Schönbeck, 2000 стр. 38].

Сам директор института все теснее сотрудничал с лидерами национал-социалистической партии, прежде всего, с идеологом Розенбергом и правой рукой Гитлера – Рудольфом Гессом, хотя в партию Ленард вступил только в 1937 году.

Благосклонность будущего фюрера гейдельбергский профессор физики завоевал в 1924 году. Первого апреля того года за участие в «пивном путче» в ноябре 1923 года Гитлер был приговорен к заключению в тюрьме Ландсберг. Уже восьмого мая 1924 года в «Великогерманской газете» (Großdeutsche Zeitung), выходившей несколько месяцев вместо запрещенной «Фёлькише беобахтер», появилась статья, написанная Ленардом и подписанная еще и Штарком. Статья называлась «Дух Гитлера и наука». В Гитлере и его соратниках Ленард видел проявления того же высокого творческого начала, которое отличало гигантов естествознания: Галилея, Кеплера, Ньютона, Фарадея. И это начало неразрывно связано с арийско-германской кровью.

Статья Ленарда содержала множество выражений, которые использовал Гитлер в книге «Моя борьба», хотя публикация в «Великогерманской газете» состоялась до появления книги в свет. Объяснение этому простое: и Ленард, и Гитлер, да и Розенберг, в те же годы писавший книгу «Миф двадцатого века», придерживались идеологии фёлькиш и пользовались устоявшимися формулировками и оборотами речи, принятыми в этом движении. Сходство языка было следствием общности идеологии.

Гитлер не забыл преданность своего ученого почитателя. Шестого марта 1928 года он вместе с партийным секретарем Рудольфом Гессом посетил Ленарда на его квартире в Гейдельберге. Позднее Ленард назовет это событие самым значительным в его жизни [Schirrmacher, 2010 стр. 267]. Беседа касалась, в основном, немецкого религиозного движения, и профессор с радостью отмечал в своих воспоминаниях, что полностью согласен с Гитлером в оценке всех ветвей христианства, и католического, и протестантского, как инструмента, используемого в еврейских целях. В частности, постоянную поддержку Планком Эйнштейна гейдельбергский физик связывал с тем, что предки Макса были, в основном, теологами или пасторами [Schirrmacher, 2010 стр. 237].

На протяжении всей своей долгой жизни Ленард постоянно ощущал, что его научные заслуги недостаточно почитаются, что сам он не получает от коллег того признания, которого заслуживал, а его открытия частенько перехватываются другими исследователями. Когда с возрастом его научная деятельность практически сошла на нет, все надежды на признание и уважаемое место в обществе он стал связывать с национал-социализмом. С приходом Гитлера к власти в 1933 году стало казаться, что мечты и надежды Ленарда скоро сбудутся. Вот и Штарк написал Ленарду 3 февраля, всего через четыре дня после назначения нового рейхсканцлера: «Наконец-то пришло наше время, наконец-то мы можем добиться признания нашего понимания науки и методов исследования» [Beyerchen, 1982 стр. 483].

Подтверждения его словам пришлось ждать недолго: первого мая 1933 года министр внутренних дел Третьего рейха Фрик назначил Штарка президентом физико-технического института в Берлине, а еще через год Йоханнес стал руководителем «Чрезвычайной ассоциации содействия немецкой науке» (Notgemeinschaft der deutschen Wissenschaft).