– Спасибо, что не забываешь этот день, – сказала она и указала ему на второе кресло. – Восхищаюсь тобой! Наверное, я стану старухой, сгорблюсь, а ты по-прежнему будешь стройным, как юноша! – Герцогиня встала и уплыла в сторону. – Что будешь пить? Как всегда – херес?

– Как всегда, – ответил старик.

Низко звякнули бокалы.

– А я выпью коньяка, – сказала герцогиня. – Она вернулась с подносом, где были вино и фрукты. – Каждый раз ты делаешь из меня прислугу, – добродушно усмехнулась она.

– Скажи мне, – когда они выпили, спросила Равенна Руоль, – ты любил мою мать? Мне так она говорила, что ты ненавидел ее. Это правда?

«Вот оно что, – затаив дыхание у портьер, думал Давид, – вот она связь!»

– Любить и ненавидеть одного человека очень просто, – сказал старик. – Впрочем, я знал это и до знакомства с твоей матерью.

– Ты до сих пор так никого и не нашел себе? – сделав глоток коньяка, спросила герцогиня и достала из вазы крупную синюю виноградину. – Прости, если я задаю бестактные вопросы.

– Во-первых, я уже старый человек. А во-вторых, моя работа отнимает у меня слишком много времени и сил, чтобы я мог связать себя с женщиной.

Герцогиня опустила глаза.

– Твоя работа, – снисходительно произнесла она, но в голосе ее прозвучал оттенок раздражения. – Мама часто рассказывала о тебе Бог знает что. Самые невероятные вещи. Например, что ты – колдун!

Старик улыбнулся:

– Что ж, наверное, твоей матери было виднее.

– Нет, не смейся, пожалуйста, – серьезно возразила герцогиня. – Полжизни ты бродяжничал по Востоку. Твои мать и отец умерли, пока ты странствовал в свое удовольствие. Если верить слухам, то ли в Индии, то ли в Китае ты был чуть ли не шаманом! И вот теперь, уже полвека, ты живешь со своими тайнами! А это объявление в газетах? Белая магия, воплощение в пространстве! Словно мы живем в Средневековье! Кажется, ты и меня хотел привлечь к своему «искусству», когда я была еще девчонкой? Смешно. Я раньше не решалась говорить с тобой об этом, но тебя в нашем кругу многие считают сумасшедшим. – Она раздраженно повела плечами. – Но, знаешь ли, ты и впрямь чудак!

– Мне безразлично, что говорят обо мне твои друзья, эти павлины и невежи. Я хотел поговорить в этот день о тебе, Равенна. Понятно, все думают, что ты – дочь герцога Руоля. О том, кто твой настоящий отец, ты узнала девочкой-подростком из писем, в которые тебе не следовало лезть. Когда ты подрастала, наши отношения с твоей матерью разладились, я годами не видел тебя. А ведь я просил твою мать помочь нам сблизиться! Я мог бы научить тебя великим чудесам!

– Прошу тебя, отец…

– Но ведь еще не поздно, Равенна! У меня пока есть силы. Ты – мой единственный ребенок, и ты молода. Я бы подарил тебе весь мир! Мне больно смотреть, как ты бесцельно прожигаешь жизнь, невольно подражая своей матери!

– Прекрати! – оборвала она его. – Тебе не нравится, что я живу шумно и весело? – с заметным вызовом в голосе спросила она. – Устраиваю балы? Маскарады? Что я окружена друзьями? Павлинами и невежами, как ты их только что назвал. – Тень пробежала по ее лицу. – Что тебе не нравится, отец? Если ты живешь затворником, это не значит, что так должна жить и я. Или нет?

Старик молчал. Неожиданно герцогиня вспыхнула:

– А если ты веришь слухам, то мне нет до этого дела! – в глазах ее сверкнул неприкрытый гнев. – И даже если что-то из этих слухов правда – я не желаю оправдываться перед тобой! Да, мне нравится, когда вокруг меня много мужчин и много любви. И я не вижу в этом ничего дурного. Об этом мечтают все женщины, только не у всех это получается так, как у меня. У одних нет красоты, у других – денег. Любой дурнушке и нищенке, получи она все это разом, я бы и в подметки не сгодилась. А женщина, которая не желает быть безумной, страстной – неизлечимо больна. И когда перезревшая уродина, у которой нет денег, чтобы купить себе любовника, проповедует целомудрие и скромность, я – смеюсь! Да, смеюсь, господин Баратран. Потому что я знаю, как она сгорает от злобы и похоти, когда видит красивых молодцов, которые гуляют по улицам с хорошенькими женщинами; молодцов, для которых она – не больше, чем набитое соломой пугало. И я знаю, как она ненавидит всех смазливых девчонок! Она готова выжигать им лицо железом – для нее это будет лучшее удовольствие!

Герцогиня выпила залпом остатки коньяка, громко поставила бокал на место. Старик был бледен.

– Я хорошо знаю, что правит этим миром, – с явным превосходством над собеседником заключила она. – И сторицей плачу за все, что получаю!

Давид вздрогнул от прикосновения к щиколотке. Подняв морду, наклонив голову набок, на него смотрел Герцог. Розовый язык, клыки. И тогда Давид обернулся…

В двух шагах от него стояла Лейла. Она была по-прежнему нагой, за исключением наброшенной на плечи накидки из горностая, стянутой шнурком на шее. Но это была не единственная новая деталь в ее туалете – на цепочке между торчащих грудей Лейлы висел шестидюймовый крест.

Держа Герцога на длинном поводке, Лейла улыбнулась собаке и прижала палец к губам:

– Тсс! – И тут же, кивнув на портьеры, прошептала любовнику: – В доме этого человека ты живешь?

Давид утвердительно кивнул.

– Он твой бесценный учитель, да?

– Да, – еле слышно сказал Давид.

– И ты, конечно, не желаешь, чтобы он узнал о том, где сейчас его самый способный ученик Давид Гедеон? Ведь увидев его в покоях своей распутной дочери, с голой служанкой, он не простит такого? Так?

– Что тебе нужно?

Не выпуская поводка, ухватив крест на шее обеими руками, она разорвала его на две части, превратив в ножны и кинжал. Ножны остались висеть на цепочке, тонкое жало остро сверкнуло в луче падавшего из-за портьер света.

Давид отступил, но Лейла миролюбиво протянула ему кинжал.

– Возьми, – тихо сказала она.

Давид медлил, но она сама вложила оружие в его руки.

– Зачем он мне? – прошептал Давид.

Лейла улыбнулась:

– Убей этого пса.

Давид посмотрел в ее глаза – там не было ничего, кроме хищной усмешки и холодной пустоты.

– Убей этого пса, – шепотом повторила Лейла. – Или я закричу. Ведь этот человек прогонит тебя, найди он своего ученика в такой компании, можешь не сомневаться!

Давид оглянулся на двери.

– Они закрыты, – сказала Лейла. – А ключ – может быть, в камине?

Приглушенные голоса за портьерами вдруг смолкли. После короткой паузы Баратран сказал: «Твой дом похож на могилу так же, как был похож на могилу дом твоей восхитительной предшественницы!». «Да как ты смеешь? – за портьерами с шумом отодвинулся стул. – Я не желаю слышать ничего дурного о своей матери!». «Но это правда, – не хотел сдаваться старик. – Чуда не свершилось: и ты – ее тень». За портьерами вновь воцарилось молчание, затем герцогиня сказала: «Уходи».