Я лежал сперва с открытыми глазами, потом прикрыл их, потом начал впадать в блаженную дремоту. Но полноценно отдохнуть Ресту-Влайя мне не дала.

– Хочу спросить, – сказала она.

– Изволь.

Я приподнялся на локте.

– Что это такое?

Она похлопала себя по поясу. Там в числе прочих трофеев висел мой инъектор.

Все военные знают наизусть правила поведения в плену у инопланетян. Разрешается назвать свое имя, пол, биографические и биологические данные (например: дышу кислородом, питаюсь молоком). Разрешается говорить на общие темы, выставляющие Сверхчеловечество миролюбивой и толерантной расой. Все, что касается вооруженных сил – секретно. Технология – секретна. И еще: история человечества до двадцать второго века – секретна.

Вопрос Ресту-Влайи насчет инъектора был явно технологическим. Отвечать на него я вроде бы не имел права.

Ну а с другой стороны – невежливо отказываться от беседы. Невежду тойланг и пристрелить может.

– Это устройство предназначено для того, чтобы вводить в кровь различные химические препараты, – ответил я.

– Целебные?

– Да... Целебные.

– Чувствую, ты говоришь неправду, – с этими словами Ресту-Влайя сняла инъектор с пояса и взвесила его на своей шестипалой ладони.

– Ты проницательна. Я сказал неправду.

В разговоре с тойлангами главное – всегда признавать свои ошибки. И побольше лести!

– Скажи правду.

«Подумаешь, инъектор! Да это любому тойлангскому эксперту по землянам известно! Никакой тайны не выдам, если объясню», – решил я.

– При помощи этого устройства я потребляю новостные пилюли. Новостные пилюли – это...

Я объяснил.

Ресту-Влайя задумчиво хрюкнула. У тойлангов две обонятельные ноздри расположены там же, где у человека, а еще две ноздри – атавистические – на затылке. Они служат для охлаждения мозга. Ими-то задумавшийся тойланг и похрюкивает.

– Неясно. По-моему, снова уклоняешься от правды. Как молекулы могут превращаться в мысли?

– Не в мысли, (дурочка – прибавил я про себя), а в образы! Точнее даже так: импульсы, которые идут по нервам от органов чувств...

Я говорил довольно долго – насколько мне хватило познаний в биохимии и тойлангском языке.

– Теперь ты говоришь правду, – признала Ресту-Влайя и, подумав еще немного, добавила:

– А не лучше было бы прочесть книгу вместо того, чтобы вводить себе в кровь такой опасный препарат?

– Книгу надо еще написать, а пилюли наша техника синтезирует автоматически. В книге не будет ничего, кроме текста, а в пилюлях есть звук, зрительные образы, осязание, обоняние...

– Это все не к добру.

– Почему?

– Вредно подменять естественную правду, поступающую от органов чувств, искусственной ложью.

«Ну разве что с философской точки зрения», – подумал я, начиная скучать. Но, изображая заинтересованность, ответил:

– Пойми, это всего лишь способ быстрого получения информации, которую другими путями пришлось бы воспринимать в сорок, а иногда и в сто раз дольше. Я уже сказал, что информационные гипервирусы сохраняются в крови совсем недолго. В ваших временных единицах – пять-восемь тиков.

– А если бы гипервирусы в вашей крови сохранялись долго?

– Это невозможно. Насколько я знаю биохимию...

– И все-таки ответь: если бы сохранялись долго? Четыреста сорок тиков? Или сорок тысяч четыреста тиков?

– Тогда... тогда, в зависимости от конкретной информационной программы, вписанной в гипервирусы...

Я попытался представить себе – каково это: пробыть сутки, а то и неделю в психопространстве новостной пилюли. Картинки получались жутковатые.

– Что? Что будет тогда? – не унималась Ресту-Влайя.

– Не знаю, – сдался я. – Человек будет жить в иллюзорном мире. В то время как его тело будет покоиться без движения. Когда начнется истощение организма, возможно, сработают какие-то экстренные аварийные механизмы. Допускаю, что базовые инстинкты победят и тело человека вслепую, на ощупь, отправится попить водички – чтобы не умереть от обезвоживания. В то время как его сознание будет по-прежнему переживать синтезированную программу. Возможно еще много разных вариантов. Я не специалист, ответить тебе исчерпывающим образом не могу.

– Хорошо. И после этого ты продолжаешь утверждать, что гипервирусы безопасны?

– Они совершенно безопасны. Ученые предусмотрели все мыслимые варианты поведения гипервирусов в крови человека. Они эффективно уничтожаются иммунной системой в любом случае.

– Тогда доставь мне удовольствие, – Ресту-Влайя протянула мне инъектор.

– Ты хочешь, чтобы я принял новостную пилюлю?

– Да.

«А ведь она не знает что именно нужно для ввода новостных пилюль! – осенило меня. – Значит... Значит ничто не мешает мне...»

– Подай мне, будь добра, вон ту коробочку... Благодарю...

«Ну что, полковник Искандер Эффендишах... Сейчас или никогда!» – сказал я себе и, не изменившись в лице, продолжил:

– Так, а теперь сними со своего топора вон то кольцо.

– Зачем?

«Уклоняться от прямых ответов! Во что бы то ни стало!»

– Ты слишком подозрительна и слишком любопытна. Ты хочешь, чтобы я сделал себе инъекцию? Или без лишних проволочек пойдем дальше?

Ресту-Влайя повиновалась. После встречи с Байонсом она имела некоторые основания доверять мне, не так ли?

Я взмолился, чтобы мое многострадальное кольцо не оказалось намертво пригоревшим к железку топора. К счастью, оно держалось на наконечнике лишь за счет трения. Ресту-Влайя с третьей попытки сняла его и дала мне.

Я взял кольцо. Рука моя не дрогнула.

Оно было сплющено, на его некогда матово-серой поверхности появилась синюшная окалина и несколько ржавых пятнышек крови. Я осторожно сжал кольцо двумя пальцами, добиваясь, чтобы оно приобрело форму, близкую к изначальной.

В итоге кольцо-катализатор превратилось в квадрат со стороной под два сантиметра. Но уродский дизайн и безразмерный размер меня не смущали. Для того, чтобы кольцо послужило катализатором «горячего» режима, требовалось лишь символически надеть его на любой из пальцев до упора.

– Так, теперь смотри, как это делается...

С этими словами я надел кольцо на средний палец правой руки.

Ресту-Влайя не сводила с меня глаз.

Я не сводил глаз с кольца.

Ничего не произошло.

Совсем ничего.

Катализатор не работал.