— И мне с вами, — отозвался Хойт.

— Сейчас я уберу эти работы, — сказала Бет. — Спасибо, что зашли, мистер Хойт.

Хойт наконец-то понял намек, развернулся и ушел, цокая каблуками по паркетному полу. Картер заметил, что на Хойте сапоги с подковками. «Наверное, тоже из кожи какого-нибудь редкого исчезающего зверя», — подумал он.

Бет собрала рисунки и разложила по папкам. Убедившись, что они остались наедине, она посмотрела на Картера и спросила:

— В первом классе преподаешь?

— Это была дезинформация, чтобы ввести врага в заблуждение.

— А он враг?

— Запросто мог оказаться врагом. Я видел, как он на тебя пялился.

— Ну будет тебе, — с улыбкой проговорила Бет. — Если тебя тревожат подобные вещи, тебе придется весь день сыпать дезинформацией.

Картер рассмеялся и обнял жену.

— А тебе известно, что по всему залу висят видеокамеры? — спросила Бет.

— Мне все равно, — пожал плечами Картер и поцеловал ее.

Поцелуй получился не самым коротким. Бет наконец смутилась и оттолкнула Картера.

— А мне не все равно, — сказала она. — Мне с этими людьми каждый день встречаться.

— Тогда давай пойдем пообедаем. Я угощаю.

— В «Рамплмейер»?

— В Центральный парк, на берег озера. Там так красиво.

По дороге к парку они остановились в уличном кафе и купили сэндвичи и напитки. Но их любимая скамейка с видом на маленькое озеро в южном районе Центрального парка была занята. Все остальные скамейки — тоже.

— Похоже, не мне одному пришла в голову такая идея, — вздохнул Картер.

Они отыскали большой плоский камень рядом с дорожкой и устроились на нем. Когда Картер отвинчивал крышечку на бутылке «Снэппл», Бет спросила:

— Между прочим, ты мне так и не сказал: какие у тебя дела в центре сегодня?

— Я приехал, чтобы пообедать с тобой.

— Правда? — скептически улыбнувшись, спросила Бет. Она сделала глоток и аккуратно поставила бутылочку на камень. — Так, значит, то, что мы проделали такой путь до парка и устроили этот маленький пикник…

— Да?

— Это всего лишь спонтанное проявление твоей любви ко мне?

— Именно так!

Бет откусила кусок сэндвича, медленно прожевала и сказала:

— Ладно, не тяни, не могу больше терпеть. Насколько все ужасно?

— Что?

— То, о чем ты собираешься мне сказать.

Картер разыграл возмущение.

— Что, неужели человеку уже нельзя порадовать жену романтическим ужином в прекрасный осенний денек?

— Нет, нельзя, если это тот самый человек, который считает, что переходит Рубикон, когда уходит дальше Четырнадцатой улицы. Ты ни за что бы не потащился в такую даль без особой причины.

«И почему, — подумал Картер, — я решил, будто смогу ее обмануть?» И верно, дальше тянуть не было смысла.

— У меня для тебя есть одна хорошая новость, — признался он. — Помнишь, я получил бандероль от Джо Руссо?

— Конечно. Ты мне рассказывал о его грандиозной находке.

— Ну вот. А через несколько дней он сам сможет тебе все рассказать. Руссо приезжает в Нью-Йорк.

— Замечательно. Хорошо было бы с ним встретиться.

Похоже, решив, что опасность миновала, Бет взяла с салфетки сэндвич и откусила приличный кусок.

Картер продолжал двигаться к цели.

— О, ты с ним легко сможешь встретиться, — сказал он. — Дело в том, что ему нужно где-то остановиться, пока он будет здесь.

Бет перестала жевать.

— И я сказал ему, что он может поселиться у нас.

Бет с трудом проглотила кусок.

— Но где? Если ты не заметил, у нас нет комнаты для гостей.

— Он неприхотлив. Диван в гостиной его вполне устроит.

— На этом диване даже сидеть неудобно.

— Ему случалось спать и в более неудобных местах. На Сицилии мы спали на камнях со скорпионами.

Бет тяжело вздохнула. Картер понял, что она готова сдаться.

— А долго он здесь пробудет? Неделю или две?

— Точно не знаю, — ответил Картер. — Может быть, немного дольше. Все будет зависеть от того, сколько времени у нас уйдет на работу.

— На какую работу?

— Разве я не говорил? Он везет в Нью-Йорк эту окаменелость. И мы с ним будем работать над ней здесь, вместе.

— Он везет тот самый громадный камень, про который ты мне говорил…

— Да, он весит больше трех тысяч фунтов!

— На Манхэттен? Только для того, чтобы вы могли поработать вместе, как в старые добрые времена?

— Именно так он и сказал. Почти так.

— Мне следует знать что-то еще? — спросила Бет.

— Ну… Джо, он такой… огромный. И дышит как паровоз. Но я ему скажу, чтобы он в квартире не курил. И еще у него никогда нет денег.

— Он мне уже нравится.

Картер рассмеялся и обнял Бет.

— И разве не ты говорила о том, как тебе хочется поскорее услышать, как топают по квартире маленькие ножки?

— Маленькие ножки, — уточнила Бет. — Главное слово было — маленькие.

— О, — сделал большие глаза Картер, — прости. Может, стоит сказать ему, чтобы он ходил на цыпочках?

Весь день ему то и дело мешали, вторгались в его дела, отвлекали. «Ну почему, — тоскливо думал Эзра, — они не могут просто оставить меня в покое и дать сделать работу, которую судьбой предрешено сделать только мне, мне одному?»

Все началось в кабинете доктора Нойманн, где Эзра, как только сел на стул, сразу заметил в стопке бумаг на столе письмо со штампом доктора Гершеля Штерна — иерусалимского психиатра. Значит, Нойманн все-таки с ним связалась. Эзра понял, что его ожидает, еще до того, как Нойманн произнесла слова: «Иерусалимский синдром».

— Уверена, ты слышал об этом, — сказала психиатр. — Думаю, доктор Штерн обсуждал с тобой этот вопрос?

— Может быть.

Доктор продолжила:

— Это состояние, которому подвержены определенного типа люди: евангелисты, религиозные фанатики, ученые вроде тебя, которые попадают на Святую землю и на которых она оказывает слишком сильное воздействие. Они настолько тронуты, поражены, поглощены своими впечатлениями, что до некоторой степени теряют связь с реальным миром. В самых тяжелых случаях человек может вообразить себя, к примеру, мессией.

— Да, я знаю о синдроме, — ответил Эзра. — Но я им не страдаю. Поверьте мне, я точно знаю, что я — не мессия, не Моисей и не ангел смерти.