* * *

Вернувшись к землянке, он сразу понял, что сюда кто-то наведался. Первым побуждением было бежать прочь сломя голову; он отступил к толстому дереву у тропинки, наложил на лук стрелу — и долго оглядывался, прислушивался и принюхивался, пытаясь определить: где засада?

Засады не обнаружилось. Сквозь голые ветки было видно и тропинку, и вход в землянку, и замаскированный из нее выход, который Юстин устроил, как лис, на всякий случай. Если кто-то где-то и прятался — то только внутри, а там больше двух человек не поместится…

Не опуская лука, Юстин подошел ближе.

— Кто здесь?

Деревянная дверь медленно отворилась. В низком проеме стояла, пригнувшись, круглолицая девушка с короткими, до плеч, светлыми волосами.

«Та, которую ты ждешь, скоро придет к тебе. Она уже в пути…» Королева наездников никогда не лжет.

* * *

— Я соврала тебе, — сказала Анита.

— Но ты ведь спасла мне жизнь…

— А перед этим я соврала тебе. Прости, а?

— Но ты ведь спасла мне жизнь!

Они лежали, обнявшись, и вокруг была темнота.

— Я помнила тебя каждый день, — говорила Анита. — Я вспоминала тебя каждый час…

— Ты убежала от отца?

— Нет… Я еще не научилась убегать от него, но когда-нибудь научусь…

— Но он знает, что мы вместе?!

— Да… Он знает.

— Значит, нам надо прятаться?

— Я еще не научилась прятаться от моего отца… Даже круг, нарисованный Ножом Забвения, больше не помогает…

— Значит…

— Это мой отец велел мне принести тебе стекло.

— Как?!

— …ничего не знала о тебе, не знала, что с тобой, не знала, где ты… Отец запер меня.

— Как…

— …А потом он сказал, что тебя собираются убить и что если я хочу — могу отнести тебе стекло, которое уведет тебя от смерти… — она счастливо рассмеялась. — Хочу ли я… Если я хочу…

— Ты успела в последний момент, — сказал Юстин, с трудом переводя дыхание. — Но потом… куда ты исчезла потом?

— Тысячу раз в день я говорила ему, что рано или поздно убегу снова.

— Убежала?

— Я теперь буду с тобой… всегда. Он разрешил.

— Что?!

— Он разрешил. Он сказал: пусть. Он сказал, что ты ему нравишься.

— Скажи еще…

— Он разрешил. Мы будем вместе.

— Не верю, — бормотал Юстин, а теплое солнце распирало его грудь, толкалось в ребра. — Не верю… Наконец-то…

Над землянкой гулял ветер. В маленькой глиняной печке догорали угли.

* * *

Юстин топил печку всю ночь. К утру в землянке было мокро и душно, а ветер, врывавшийся в щели, превращался в пар.

— Теперь надо думать, где жить, — сказал Юстин виновато. — Если бы мы могли вернуться к деду… Но мы не можем. Князь…

— Ушастый?

— Нет, — сказал Юстин, чувствуя неловкость оттого, что Анита ничего не знает и придется ей, оказывается, объяснять. — Новый князь… его имя Арунас, раньше он был кузнецом…

И он рассказал ей все, что случилось с того момента, как на их с дедом двор заявились всадники на высоких конях, и до последнего испытания — их с Арунасом скачки на клячах.

— …Знаешь, как наездники загоняют до смерти любую тварь, которую удастся оседлать? Вот так и мы должны были… Он нахлестывал и шпорил…

Юстин рассказывал, предвкушая, как удивится Анита, узнав, в чем на самом деле состояло испытание Звора — однако рассказ его как-то сам собой оборвался в том месте, где умирающая лошадь Арунаса грянулась о землю.

— И он победил? — спросила Анита. — А лошадь пала?

— Пала, — сказал Юстин, уже понимая, что не станет рассказывать дальше, и понимая почему. — Он победил, и… он стал князем. А я убежал, потому что всех остальных бастардов Звор велел убивать…

Анита задумалась. Юстин понимал, что солгал ей ни с того ни с сего. Просто затем, чтобы не рассказывать о ночной встрече с ее отцом. Об их разговоре. О красном шелковом флажке.

Стала бы Анита любить человека, в чьей душе чужой рукой оставлен кусочек красного шелка? Может быть, зря он утаил правду?

Может быть, Анита спросит сейчас — но почему же ты был в княжеских покоях, когда я принесла тебе стеклышко?

Она не спросила. Думала о другом:

— Князь ты или беглец — мне все равно… Где ты захочешь жить — мне все едино… Мы сможем убежать так далеко, где не только новый князь — сам Ушастый Звор нас не достанет. Мы можем жить в теплой стране, где никогда не бывает зимы, там, куда улетают эльфуши, как только у нас наступают первые заморозки… Мы можем жить хоть в людном городе, где все друг к другу добры… Хоть в горах, одиноко, где только грифы и нет ни одной живой души… Мы можем все, что захотим, Юстин. Мы заслужили… Давай поженимся завтра? Я дам знать моему отцу…

— Да, — сказал Юстин, чувствуя холодок в животе. — Конечно, его присутствие на свадьбе… обязательно?

— Ведь это он совершит обряд, — улыбнулась Анита.

— Какой обряд?

— Древний, самый правильный свадебный обряд… Чтобы не только в поступках мы не могли изменять друг другу, но не сделали бы этого и в помыслах — он войдет каждому из нас в душу и оставит там красный шелковый флажок.

* * *

По первому снегу Юстина выследили. От неминуемой гибели его спасла муха-аукалка, заговоренная дедом, поначалу увлекшая преследователей за собой. А когда охотники поняли свою ошибку — дичь была уже далеко; Юстин бежал, рассыпая за собой последние семена-обманки, слыша, как с треском врастают в промерзшую землю корни деревьев-однодневок, как поднимается частокол стволов, авось не проберутся конные…

Потом обманки кончились. Он бежал, выбирая овраги поглубже и чащобы погуще. Шел, не останавливаясь ни на минуту, не отдыхая даже ночью, будто и не зная, что такое усталость. Он шел сквозь забытый людьми лес, это была тяжелая работа — но работа куда более трудная происходила у него внутри.

«Почему, — потрясенно спрашивала Анита. — Разве ты собираешься изменять мне?»

«Нет, — твердил он сквозь зубы. — Именно потому, что не собираюсь. Именно потому, что люблю тебя и доверяю тебе… И ты мне доверяй! Безо всякого флажка в душе!»

«Но ведь это традиция, — говорила Анита и казалась при этом такой растерянной, что даже теперь, вспоминая, Юстин скрипел зубами от жалости. — Это — как клятва, — говорила Анита. — Ведь во все времена и у всех народов будущие супруги дают друг другу клятву… Ты скажешь, что не надо давать, ведь и так понятно, что они любят друг друга?»

«Клятву я могу дать и без помощи твоего отца», — твердил Юстин.