Не устраивали его и конкретные детали: ему не понравилось частое использование прямой речи, а моя манера изложения событий показалась ему неуклюжей и громоздкой. Кроме того, он решил, что я с самого начала уделяю слишком много внимания Марко, тем самым умаляя свободу, нежность и страсть первого года их отношений с Саритой.

— Я просил тебя написать историю любви, а не преступления! — кричал он, а я отвечал ему:

— Сожалею, но мне кажется, что одно неразрывно связано с другим.

Мы с Лангом, как я уже говорил, разные. Я признаю, что чрезмерно увлекаюсь погоней за словами, которые, как мне представляется, могут воссоздать жизнь во всем ее великолепии, богатстве красок и форм. В отличие от меня, Ланг одарен, и его дар заключается в умении добиваться большего эффекта, позволяя словам блуждать вокруг да около, лишь намеками прикасаясь к действительности.

Я не виню Ланга за эту вспышку гнева. И все же, записывая его историю, я с самого начала старался, старался до такой степени, что порой мне казалось, будто пишу я не сам, будто я пишу чужими словами, в чужом ритме.

Пора мне уже объясниться: Ланг разорвал отношения со мной. Я продолжаю повествование без его разрешения, то есть совершенно незаконно.

В течение нескольких недель после выходных, проведенных в захолустной гостинице, Ланг пребывал — и это его собственные слова, достаточно пошлые сами по себе и уж тем более в устах представителя литературного авангарда, — на седьмом небе. Он только и думал о том, как они с Саритой станут жить вместе, и даже повез ее смотреть апартаменты в новом роскошном доме на Мерикантовэген в Тэлё. Но Сарита чувствовала себя неловко, качала головой, и все закончилось косметическим ремонтом кухни и гостиной на Скарпшюттегатан. Пока велись работы, Ланг перебрался к Сарите и однажды ей заявил:

— Когда управятся на Скарпшюттегатан, мы можем сделать ремонт и здесь. Смотри, потолок уже обваливается, давай все перекрасим, тогда и комнаты будут выглядеть просторнее…

— Минуточку, — сказала Сарита, — мне кажется, ты кое-что забываешь.

— А в чем дело? — спросил Ланг. Он уже привык к резкой смене ее настроения и приступам отчужденности. — Ты хочешь напомнить мне, что это не моя квартира?

— Нет, я хочу напомнить тебе, что это не моя квартира, — сухо сказала Сарита. — На самом деле она принадлежит приятелю Марко.

— Так позвони ему и спроси разрешения, — не отставал Ланг. — Думаю, он будет только рад. Ведь его собственность станет дороже.

— Я не могу себе это позволить, — сказала Сарита.

— Ничего, — сказал Ланг. — Расходы я беру на себя.

— Я не могу себе это позволить! — повторила Сарита, и голос ее на этот раз был колючим, как битое стекло.

Первое лето Сариты и Ланга было солнечным и теплым. Позже Ланг вспоминал июнь и июль как долгие светлые месяцы: пыльные дни и ленивые разговоры, посещение бассейна и парка Боргбаккен вместе с Миро, бесконечные белые ночи с песочно-соленым запахом загорелой кожи и возбуждающими любовными стонами Сариты.

Однажды вечером Ланг пообещал встретить Сариту с Миро в парке Сибелиуса. Ланг немного опоздал, и, когда пришел, они уже были там. Миро играл в салки с каким-то мальчишкой в тени высоких деревьев, а Сарита, расположившись на зеленой скамье, читала «Дневник Бриджит Джонс». Солнечный свет касался ветвей берез и темных волос Сариты, в то лето украшенных спереди ярко-рыжей прядью. На ней были светлая рубашка с широким воротом, черные брюки и дорогие кроссовки из «Юнион Файв». Она так увлеклась чтением, что страшно испугалась, когда Ланг, подкравшись сзади, поцеловал ее в щеку. А потом у нее весь вечер было плохое настроение: в ответ на шутку Ланга, что она сидит в парке с «Бриджит Джонс», в то время как дома на ночном столике ее дожидаются романы Макьюэна, Оутс и Снельман, Сарита раздраженно ответила, что только лицемеры вроде него пытаются убедить весь свет, будто они слишком умны для того, чтобы иногда полистать что-нибудь легкое и развлекательное.

А потом был еще один вечер. Ланг, вернувшись в город после недельной командировки, решил пригласить Сариту в дорогой ресторан в центре города. За столиками рядом с ними сидели люди в сшитых на заказ костюмах и изящных платьях, а среди костюмов присутствовал один из самых известных министров финского правительства. И вдруг Сарита откинулась на спинку стула, задрала легкую блузку и показала Лангy крошечную серебряную серьгу, которой она украсила свой пупок, пока его не было. Ланг посмотрел на серьгу, на загорелый живот Сариты и краем глаза заметил, что министр за соседним столом тоже уставился на голый живот его возлюбленной глазами, круглыми от возбуждения.

А потом была еще ночь, когда Миро уехал к матери Сариты в Вирдоис, где у ее нового мужа Хейкки был летний домик, а Сарита с Лангом выпили три бутылки вина в баре Вестрахамнен и провели ночь в отремонтированной квартире Ланга. Когда они завалились в постель, Ланг вдруг вспомнил, как они в первый раз болтали ночь напролет и Сарита уснула у него на диване, а он смотрел на нее все утро и думал, сможет ли когда-нибудь прикоснуться к ней. Теперь она держала его возбужденный член в руке так, словно это был ее талисман, и казалось, для нее все было ясно с самой первой минуты их знакомства. Она тихо рассмеялась, и Ланг спросил:

— В чем дело? Что смешного?

— Как это нелепо, — сказала она. — Он пульсирует, он полон жизни, но все равно ему скоро конец.

— Что значит скоро? — спросил Ланг пьяным, печальным голосом и почувствовал, что эрекция его ослабевает. — Я не настолько стар, черт возьми.

— Я хочу сказать, в сравнении с вечностью, — ответила Сарита, но было уже поздно.

Ланг лег на другой бок, свернувшись калачиком, так что Сарите пришлось отпустить его член, и пробурчал:

— Избавь меня в дальнейшем от сравнений с вечностью. Терпеть не могу, когда ты такое говоришь. Меня это бесит!

Сарита села в постели и лизнула ухо Ланга.

— Вообще-то, Ланг, у тебя больше общего с котами, — сказала она. — Я ни за что не могу представить тебя с эрдельтерьером на поводке.

Ланг мгновенно смягчился, откинулся на спину, погладил ее грудь и спросил:

— А это плохо?

Сарита не ответила на его вопрос, она только сказала:

— Продолжай, не останавливайся.

— Разве плохо быть похожим на кота? — переспросил Ланг.

— Нет, — сказала Сарита, тяжело дыша, — это может быть даже… привлекательно.

Ланг посмотрел на Сариту, склонившуюся над ним в тусклом свете. Его захлестнуло чувство великой, головокружительной любви к жизни, и он вдруг ощутил необходимость исповедаться, быть предельно откровенным.

— Мужчина никогда не знает, где проходит эта граница, — сказал он, продолжая ласкать Сариту. — Вот только что он был сексуальным, или похожим на кота, или еще каким-нибудь необыкновенным, и вдруг оказывается, что он уже перешагнул черту и превратился в развратного старика. Нелегко найти в себе силы оставаться самим собой, и чем старше становишься, тем тяжелее это дается.