Я подавляю беспокойство. Не могу отделаться от мысли, что мама убегает от своей жизни в Испании, от проблем, которые у нее, несомненно, есть в отношениях с Альберто. Я чувствую себя виноватой, что у меня есть Том и скоро будет ребенок, а мама так и не смогла устроиться в жизни.

С ее губ слетает резкий смешок, заставляя меня вздрогнуть.

– Милая, у тебя невероятно серьезный вид. Перестань волноваться.

– Я не волнуюсь.

– Ты опять кусаешь губу. Ты всегда так делаешь, когда волнуешься. Я взрослая женщина. Со мной все будет хорошо. Тебе не нужно беспокоиться обо мне… Это мне нужно беспокоиться о тебе.

Я хмурюсь.

– Почему тебе нужно беспокоиться обо мне?

– Я имею в виду… – Мама крутит на указательном пальце кольцо – подарок моего отца. Оно с сапфиром, очень красивое, и, хотя мои родители расстались много лет назад, мама никогда его не снимает. – Ну, это просто общий момент, понимаешь? Материнский долг.

Почему у меня такое чувство, будто она что-то недоговаривает?

Солнце вырывается из-за туч, яркое и слепящее, и мне приходится опустить козырек. Но мама права. Я волнуюсь. Я волнуюсь из-за того, что меня тошнит даже от чая без кофеина и половинки тоста, я волнуюсь из-за встречи с полицией, из-за бабушкиного допроса. Я волнуюсь о том, что она скажет.

* * *

Когда мы приходим, бабушка сидит в своем обычном кресле в углу комнаты дневного отдыха. Солнце проникает сквозь стекло, и кажется, что здесь слишком жарко и душно. Высокие окна плотно закрыты, а бабушка одета в розовый джемпер. Как она еще не сварилась?

Сегодня бабушка не собирает пазл. Вместо этого она, глубоко задумавшись, смотрит на сады за окном. Интересно, о чем она думает?

– Боже, – шепчет мама, прижимая руку к горлу. – Она так похудела и постарела с тех пор, как я видела ее в последний раз… – Ее голос срывается.

Я заставляю свои нервы уняться и смотрю на часы. Уже десять. Полиция сказала, что они прибудут около десяти тридцати.

Джой, директор дома престарелых, худая строгая женщина лет пятидесяти, подходит к нам – мы все еще стоим в дверях комнаты.

– У Роуз хороший день, – сообщает она. Она улыбается, но эта улыбка не отражается в ее глазах, смотрящих из-за очков в роговой оправе. У нее всегда такой вид, как будто она ждет неприятностей. – Я дам вам знать, когда приедет полиция. Не хочу, чтобы они приходили сюда и отвлекали других обитателей нашего дома.

Мама кивает, благодарит Джой, и мы идем к бабушке. Рядом с ней стоит двухместный плетеный диванчик, и мы вместе опускаемся на него.

Бабушка не поднимает глаз, когда мы садимся рядом с ней, – продолжает смотреть вдаль. Сегодня она надела свои вставные зубы. Я так привыкла видеть ее без них, что сразу замечаю, как они меняют форму ее лица, подчеркивая линию челюсти и делая ее взгляд более суровым.

– Привет, ба, – начинаю я, подавшись в ее сторону. Я сижу ближе к ней.

Мама перегибается через меня и протягивает руку, чтобы взять бабушкину ладонь.

– Рада тебя видеть, мама. Ты хорошо выглядишь.

Но бабушка поворачивается и хмуро смотрит на маму. Ее взгляд пуст.

– Кто ты?

Мое сердце замирает.

– Я Лорна. Твоя дочь.

Мамин голос дрожит. На лице бабушки отражается мимолетная паника.

– У меня нет дочери.

Мои глаза наполняются слезами при виде сокрушенного выражения на мамином лице, и я быстро моргаю, чтобы не дать им пролиться. Слезами тут не поможешь. Мама быстро приходит в себя.

– Конечно, есть. И внучка тоже.

Но она убирает свою руку от бабушкиной.

Бабушка поворачивается ко мне, в ее глазах вспыхивает искорка узнавания.

– Саффи!

Я улыбаюсь, стараясь не смотреть на маму.

– Привет, бабушка.

– Как поживает твой прекрасный мужчина?

– С ним все в порядке.

– Надеюсь, ты хорошо кормишь его.

Я смеюсь. Мама откидывается на спинку дивана, совершенно подавленная.

– Сегодня не четверг. Обычно ты приходишь ко мне в четверг.

Иногда меня потрясает то, какие мелочи помнит бабушка. А иногда мне кажется, что кто-то пробрался в дом престарелых поздно ночью и стер ей память. Это выглядит еще более жестоко сейчас, когда она не может вспомнить маму, но так разумно говорит о других вещах.

– Сегодня понедельник, ты права. Но сегодня приезжает полиция. Помнишь, на прошлой неделе я рассказывала тебе о трупах в саду?

Бабушка напрягается, а мама выжидательно подается вперед.

– Зачем я понадобилась полиции?

– Они просто хотят задать тебе несколько вопросов, вот и все, потому что ты раньше жила в этом доме.

Она нервно щурится.

– Просто постарайся ответить на них как можно яснее. Ты… в прошлый раз ты упоминала о Шейле. И о Викторе.

– Шейла. Злая маленькая девочка.

Кто эта Шейла, о которой она постоянно упоминает? Как бы я ни хотела узнать больше, мне нужно заставить ее сосредоточиться на конкретной теме.

– Ты можешь вспомнить свою жизнь в коттедже, бабушка?

Бабушка выпрямляется.

– Конечно, могу. Я же не безмозглая идиотка.

Я ошеломлена. Бабушка никогда раньше так со мной не разговаривала, и я никогда не слышала, чтобы она ругалась.

– Я знаю, что ты не идиотка, – тихо говорю я.

Мама вклинивается в нашу беседу:

– Я думаю, нам следует оставить допросы полиции, Саффи.

– Я не собираюсь никого допрашивать, – отвечаю я, бросая на маму сердитый взгляд. Хотя знаю, что допрашиваю. Но мама не понимает, как вести себя с бабушкой. А я понимаю. Мы втроем погружаемся в молчание. Я знаю: мама молча размышляет о том, что бабушка забыла, кто она такая. И я понимаю, как это обидно, но иногда бабушка забывает даже меня. Мама нечасто навещала бабушку с тех пор, как ее поместили в дом престарелых. Я должна была предупредить ее, что так бывает.

– Джин ударила ее, – внезапно произносит бабушка, нарушая тишину.

Я наклоняюсь к ней.

– Кто такая Джин?

– Джин ударила ее. Джин ударила ее по голове, и она упала на землю.

Я задерживаю дыхание, не желая прерывать поток ее сознания. Я чувствую напряжение, исходящее от мамы.

Может быть, бабушка все-таки что-то знает о трупах?

Мы ждем… одно мгновение, два… Мама открывает рот, и я качаю головой. «Нет, – безмолвно умоляю я ее. – Не говори ничего».

– Я не знала, что делать. Все говорили, что она злая. Все говорили, что она плохо поступает. Виктор пытался навредить нам.

Я осторожно наклоняюсь вперед, чтобы не сбить ее с мысли.

– Бабушка… ты говоришь, что кто-то по имени Джин убила женщину в Скелтон-Плейс? – Я