Боже правый! Киран закрыл глаза. Эмили была рядом, он мог бы коснуться ее, если бы хватило смелости. Она была подобна яркому огню самой жизни, она наполнила его пустой дом радостью и смехом и светом его вечную ночь. Разворошила мертвый пепел сердца и вернула его к мучительной жизни, да так умело, что теперь оно страдало от любви.

— Карлотта забрала мою душу и обрекла меня на проклятие…

— Я не верю этому, — перебила Эмили.

— О чем вы говорите? Ведь она меня обратила.

— Да, она обратила вас, Киран. Но почему вы решили, что она забрала вашу душу? Только вы сами можете отказаться от души и обречь себя на вечное проклятие. — Заметив, как загорелись его глаза надеждой, Эмили взяла его руку. — Вы сказали, Киран, что хотели остаться тогда на кровати и позволить солнцу убить вас, после того как она вас обратила. Если бы это произошло… Куда бы вы отправились, в рай или в ад?

— На небеса. Это, вероятно, был единственный для меня способ туда попасть.

Лицо Эмили расцвело улыбкой.

— Потому что вы предпочли бы умереть сами, чем отнимать жизнь у других.

— Да. — Его лицо исказилось мукой. — Но разве вы не понимаете? Мне не хватило смелости сделать это. Собственная трусость обрекла меня на вечное проклятие.

— Тем, что вы выбрали жизнь? — спросила она, качая головой. — Нет, Киран. Церковь учит нас, что грех лишать себя жизни.

— Убийство тоже грех.

— Но вы никого не убили, чтобы продлить собственное существование, — возразила Эмили, а потом поспешно спросила: — Ведь не убивали?

— Нет. — Киран медленно покачал головой.

Она просияла от радости:

— Тогда, Киран, вы вовсе не чудовище, каким себя представляете. Мне кажется, небеса или ад — мы сами решаем, куда отправиться. Все зависит от наших действий, а не от того, что было решено за нас или что сделали с нами. Женщина, которую изнасиловали, не несет пятно греха на своей душе; это грех насильника. Карлотта забрала вашу жизнь и превратила вас в вампира. Но вы сделали выбор — не лишать других жизни ради поддержания своей собственной, никогда не использовать свою силу и могущество, чтобы причинить вред другим. Наоборот, вы не жалели сил и времени, чтобы спасти не одну жизнь! При том что вам в награду доставались лишь ненависть и презрение. Разумеется, вы не можете быть прокляты.

Некоторое время Киран молчал, обдумывая ее слова. Потом на его губах заиграла улыбка.

— Если смотреть на дело так… — Его глаза нашли Эмили, и он протянул руку. — Эмили.

— Да. — Она ответила на его безмолвный вопрос. — Я по-прежнему хочу быть с вами. Я откажусь от той жизни, которую знала, ради того, чтобы разделить с вами вечность.

— Это иногда нелегко, — предупредил он.

— Жизнь вообще нелегкая штука, — сказала она просто.

— Вы будете тосковать по солнцу, и те, кого вы любите, сойдут в могилу на ваших глазах.

— Но ведь не вашу смерть мне придется оплакивать, Киран. Я вынесу все, но только не это.

— О, любовь моя. — Киран крепко обнял Эмили, как будто собирался держать ее вечно. — Вы появились в моей жизни так недавно, но успели дать так много! Любовь, смех, солнечный свет, надежду. А мне почти нечего вам предложить взамен.

— Конечно. — Вздохнув, Эмили взглянула ему в лицо. — Вы спасли меня от смерти, спасли от ненавистного Синклера. Дали мне дом, любовь и вечную жизнь. Право же, совсем ничего! Придется потребовать выкуп.

Тихий смех слетел с его губ. Потом его лицо вдруг сделалось таким удивленным, что Эмили не смогла удержаться от улыбки. Киран всегда изумлялся тому, что еще сохранил способность веселиться. Должно быть, он был очень одинок эти двести лет. Она позаботится о том, чтобы его жизнь изменилась.

Эмили коснулась волос на затылке Кирана и привлекла к себе его голову, чтобы поцеловать. Очень скоро поцелуй обрел силу страсти, и тогда Киран взял руки Эмили в свои и прошептал:

— Нам следует отправиться к вам в комнату.

— Нет.

Эмили поцеловала Кирана в уголок рта, потом коснулась губами шеи.

— Нет. Здесь, при свете солнца, — прошептала она.

Киран обвел взглядом бесчисленные ряды свечей, камин и, наконец, солнце, которое Эмили нарисовала на потолке.

— Да. Здесь, при свете солнца.

Бывает время и место, когда крошечная ночная сорочка — самое то. Но зачем она на окутанном туманом острове в середине зимы? С другой стороны, я делала и не такие глупости, чтобы привлечь внимание парня.

— Эй! — крикнула я уже в третий раз и прижалась бедром к дверному косяку — так я могла наилучшим образом продемонстрировать свою фигуру. — Ты рискуешь замерзнуть до смерти!

Мужчина, к которому я взывала, сидел в садовом кресле, вытянув вперед длинные ноги, — на его коленях лежал ноутбук. Вдали, над неподвижной водой, висел утренний туман, почти закрывая темные очертания других островов. Сет Мортенсен, который вроде как считался моим бойфрендом, медленно отвел глаза от экрана ноутбука и воззрился на меня. Мягкий солнечный свет играл в его русых волосах, придавая им оттенок меди.

— Вряд ли, — задумчиво сказал он, задерживая взгляд на моей груди. — А вот ты точно замерзнешь.

Я надменно скрестила руки на груди.

— Зайдешь в дом или нет?

— Все в порядке. У меня пальто.

— Ты обещал мне завтрак.

— Мне нужно еще немного времени, чтобы закончить главу.

— То же самое ты говорил полчаса назад.

— На сей раз точно не больше получаса, — сказал он с отстраненным видом.

Черт возьми, я его теряю! Эта ночная сорочка у меня одна из самых лучших.

— Отлично, — воскликнула я, — сиди сколько угодно! Мне все равно. Пойду приму душ. Знаешь, это будет долгое, медленное и чувственное удовольствие.

Нет ответа.

— Побольше горячей воды и мыла, чтобы уж наверняка отмыть каждый сантиметр. Думаю, мне придется также хорошенько себя потереть.

Нет ответа.

Фыркнув, я развернулась и бросилась назад в спальню, громко хлопнув дверью. В коттедже, который мы снимали на острове Оркас, имелась всего одна спальня. Она была маленькой, с жесткой кроватью под лоскутным одеялом, которая занимала почти всю комнату. В передней части домика располагалась кухня — чулан в моем доме был и то больше. А ванная была и вовсе крошечная. Но коттедж был в нашем распоряжении на целую неделю, тихий, уютный и романтичный. Уголок, куда ты и твой возлюбленный могли бы сбежать, чтобы укрыться от всего мира, стать эмоционально ближе, испытать страстный, безумный, сокрушительный секс.