– Выбор всегда есть! – заметил книготорговец. – Например, вы можете найти сторонников Гураба-ходжи и обменять черного лебедя на книгу.

Поистине слухи в Кашеваре распространяются быстрее молнии с пометкой «срочно».

– Но я не похищал черного лебедя! – только и мог вздохнуть Омар.

– Брали вы черного лебедя или не брали, это меня мало волнует. Сами разберетесь. Главное, что две книги, как и два лебедя, составляют одно единое целое.

Впрочем, Омар уже не слышал последних слов Абдулхамида, потому что, громко хлопнув дверью, вышел на улицу. Настроение у него после встречи с книготорговцем совсем испортилось.

«Ну, ничего, ничего, – утешал себя Омар, – солнце уже давно зашло. А значит, осталось ждать менее суток до назначенного на уже сегодня свидания с Дивой. Продержаться несколько часов, а там – гори оно все огнем».

Основной инстинкт брал свое. А сон это, еда или любовь – решать вам.

На этот раз Карабанов и Бабенко встречались в кафе на Пушкинской площади – недалеко от бутика «П. А. Карабанова».

Петр Анатольевич задерживался, а Бабенко со скучающим видом попивал свой капучино и смотрел сквозь запотевшее матовое стекло на площадь. Однажды по переезду в Москву из Петербурга он случайно оказался на этой самой площади и своими глазами наблюдал «Ледяные забавы».

На установленной изо льда шахматной доске, каждая из шестидесяти четырех клеток которой была площадью в один квадратный метр, развернулась битва между сборной России и сборной Англии. Точно такая же доска была установлена на Трафальгарской площади, и связь между играющими командами осуществлялась через телемост.

Все фигуры были выполнены изо льда чемпионом мира по ледяной скульптуре. Даже пешки по высоте превышали метр, а их «величества» короли и ферзи были выполнены в форме известных московских и лондонских достопримечательностей: Королями стали башни Биг-Бен и СЭВ. Ферзями – знаменитая кремлевская Спасская башня и английский небоскреб бизнес-центр Сивс-Ре, именуемый лондонцами не иначе как огурец, хотя по форме он напоминал то ли фаллос, то ли космическую ракету.

Подкинутая монетка определила, что англичане начали партию прозрачными ледяными фигурами, а русские играли матовыми.

И хотя эта игра проходила в рамках «Русской зимы», британцы, как выяснил, понаблюдав за партией Бабенко, плохо выучили русский язык, иначе бы они обратили внимание на значение слов матовый и прозрачный. С другой стороны, в этом «огурце» тоже могла быть скрыта магическая сила зерна.

Знали ли об этом руководивший русской командой Анатолий Карпов и британец Найджел Шорт? Карпов наверняка должен был знать, потому что после школы Ботвинника он должен ботать, ботанить и ботвинить во всех нюансах шахматной науки.

Двигали фигуры подсобные рабочие – должно быть, студенты – с помощью специальных приспособлений: тягловых веревок и крюков-толкачей.

Партия началась одиннадцатого января в девять часов по Гринвичу в Лондоне и в двенадцать по московскому времени. Бабенко, как выпускник школы Ботвинника, собирался досмотреть игру вживую до конца. Но оценив издали заледеневшие на Спасской башне и Биг-Бене стрелки, сообразил, что рискует замерзнуть и не дотянуть до окончания партии физически.

К тому же собравшихся любителей игры оцепление милиции не подпускало близко к авансцене. Где-то вдали маячила роскошная песцовая шуба гимнастки – королевы политического трона Алины Кабаевой.

После того как на Маяковке марш несогласных прорвал оцепление и рванул в сторону Кремля, власти пуще огня опасаются всяких сборищ на площади.

А вот англичане свободно гуляли по Трафальгару. «Мне приходилось играть в разные виды шахмат: фигуры были из дерева, из пластика, из стекла, были даже фигуры в виде живых людей, но вот в ледяные шахматы приходится играть впервые», – давал интервью каналу ВВС прямо по ходу матча лидер английской команды Найджел Шорт.

На гигантском мониторе Бабенко видел, что на Трафальгарской площади работали кафе-киоски, где англичан потчевали блинами с икрой и грибами и горячим чаем. «Да и зиматам, – подумал Бабенко, – гораздо мягче».

Кроме чая у ушлых англичан были часы, и именно они осуществляли контроль за временем. По регламенту на обдумывание всех ходов каждой команде давалось не более тридцати минут. «Бин-бом» звенел ледяной Биг-Бен, и тут же им вторили перемещающиеся по ледяной доске склянки-льдинки-пешки.

Чем дальше продвигалась игра, тем больше становилось зевак. В результате у заграждений образовалась давка. И тут Бабенко смекнул, что если он и дальше будет стоять и ждать развязки, то к эндшпилю партии, как пить дать, рискует оказаться в роли зажатой и отыгранной пешки. Время уносить ноги на английское чаепитие.

В кафе включили телевизор, и на экране всплыла картинка с матча «Барселона» – «ЦСКА». В футбол «Барса» играет как в шахматы, поэтому противостоять им будет ужасно тяжело, даже если ЦСКА будет играть от глухой обороны и встанет в защите одиннадцатью конями.

Разбирая позже партию, Бабенко увидел, что россияне предпочли острый атакующий вариант защиты двух коней. Карпов, наблюдая за игрой сквозь заиндевевшие очки, опять применил свой излюбленный позиционный стиль игры, направленный на медленное удушение соперника. Недаром в шахматном мире Карпова прозвали удавом.

Поддаваясь его завораживающему взгляду, бандерлоги-помощники тут же, словно загипнотизированные, накидывали специальные лямки на шее пешек и двигали их на нужные клетки с помощью нехитрых приспособлений.

Из вечерних новостей того дня Федор Сергеевич узнал, что хотя Карпов и душил своего соперника, но сам мог оказаться задушенным, пребывая во временном цейтноте.

В итоге русские были вынуждены предложить ничью, и англичане с радостью согласились пожать протянутую руку. Неожиданно?! Ничуть. Кто опаздывает во времени, тот согласен на любые условия! Но какую подсказку могла дать ему эта партия, думал Федор Сергеевич, ведь такое совпадение не могло быть случайным.

– Защита двух коней, – твердил он себе под нос, попивая кофе, – защита двух коней. Но кто здесь крайний, кто здесь конь, поставленный на край доски. «Потерянный конь» как любил говорить Касабланка.

– Вот, – протянул с ходу руку порядком задержавшийся со скоростью Карабанов, прерывая поток воспоминаний Бабенко, – это телефон того самого человека, что купил у нас шахматы, будь они не ладны.

– Хорошо, – взял бумажку с телефоном слегка ошарашенный Бабенко, – а звать-то его как?

– Звать чересчур уж пафосно, вроде Леонардо Грегор Стюарт, – улыбнулся Карабанов, – только я не пойму, зачем тебе он понадобился. Слушай, я все больше склоняюсь к тому, чтобы передать этот номер посыльному, и дело с концом. Конечно, сначала спросив разрешение у Грегора Стюарта, – одернул себя Карабанов, – мол, с вами хотел очень познакомиться один коллекционер, и все такое.