Наконец в начале марта Черненко умирает. Не дожидаясь даже похорон, как это было с Брежневым и Андроповым, в тот же день объявляют: генеральным секретарём ЦК КПСС избирается Михаил Сергеевич Горбачёв. Страна замирает в ожидании: молодой, пятидесятичетырёхлетний. Много дел может совершить – или много дров наломать.

Журналисты о том, что всё будет иначе, узнают одними из первых. Бросаются в своих и чужих материалах делать правки, и там, где раньше значилось: «как сказал, указал, приказал К. У. Черненко» – вымарывают старую фамилию и вписывают сверху: «М. С. Горбачёв». Однако главные редакторы, которые чутко ловят ветер и каждый день ездят советоваться в ЦК, говорят: «Вычеркивайте Горбачёва отовсюду». Некоторые даже добавляют: «Славословий больше не будет». Это наполняет души непонятным восторгом.

А новый генеральный секретарь – вопреки обыкновению последних лет, он не берёт себе пост председателя Верховного совета – не спешит ни с новыми назначениями, ни с появлениями на публике. У Маши с Юрой продолжается прежняя жизнь: она ходит в институт, он при каждой возможности удаляется в командировки.

В начале мая, сразу после Дня победы, Юру посылают освещать мероприятие-синекуру: научно-практическую конференцию по внедрению новой техники. В последние годы социализма слова «научно-технический прогресс», «АСУ»[7] или «компьютеризация» становятся своего рода мантрами. Кажется, стоит их правильно и в достаточном объёме применить, и всё у нас в стране запляшет по-другому: чудесным образом подтянется производительность труда, снизится себестоимость, исчезнут прогулы и пьянство. Дальнейшая смычка учёных с производством тоже кажется панацеей. Видится: если учёные, экономисты и технологи станут чаще бывать на предприятиях, советоваться с производственниками и узнавать об их нуждах, они вот-вот выдумают такую панацею, что неэффективная и дряхлая социалистическая система вдруг грянет оземь и обернётся передовой и сноровистой экономикой, штурмующей мировые рубежи. Научно-практические конференции проводят повсюду, обычно на передовых предприятиях. На конференциях много говорят, едят и пьют. А ещё туда охотно зазывают журналистов.

На один из таких форумов отправляют Иноземцева – а он и рад стараться, меньше дома быть, людей посмотреть, пообщаться, написать чего-то, деньгу заработать. Конференцию проводят на передовом предприятии в Ленинградской области. Ехать надо до Выборга, а потом на автобусе в запретный пограничный район, куда пускают только по командировочным удостоверениям и местных жителей по прописке. Там, в нескольких километрах от своей территории, финны построили целлюлозно-бумажный комбинат – на нём собирают многочисленных учёных из НИИ и КБ страны, чтобы обмениваться опытом, как внедрять научно-технический прогресс. Хотя какой там опыт! Работайте на современном западном оборудовании – и только, ради бога, ничего не трогайте и не совершенствуйте!

Гостиница при комбинате, куда селят Юрия, тоже построена финнами и потому производит ошеломительное впечатление почти заграницы: бесшумные лифты с зеркалами, а в номерах люкс даже собственные сауны!

Иноземцева проводят по предприятию, и он восхищается: всё в высшей степени культурно, автоматизировано и технично – словно в кино или в Европе. Затем он удирает от сопровождающих и бродит по посёлку, заглядывает в магазины, но здесь продолжался Союз: унылые пятиэтажки, голые полки и мужики, соображающие за сараями на троих.

Вечером руководство предприятия даёт для заезжих учёных, министерских деятелей и журналистов банкет. В гостинице, в громадном зеркальном зале, по периметру ставят длинный стол. Кроме руководства комбината (генеральный директор, главный инженер, секретарь парткома, председатель профкома) присутствуют начальники цехов и отделов и для увеселения и разбавления преимущественно мужского общества приглашены наиболее симпатичные и молодые работницы и итээровки. Даже рассадку сделали соответствующую, чтобы рядом с каждым заезжим деятелем из Москвы оказалась какая-нибудь хорошенькая местная.

Возле Юры тоже является местная, зазывная комсомолочка, но он-то сразу приметил другую. Эффектная, яркая, хорошо одетая брюнетка напропалую кокетничала с руководителями комбината, и Иноземцев даже издалека, с другого конца стола, увидел и почувствовал в ней родственную душу.

Юрий еле дождался, когда кончатся первые обязательные тосты – за гостеприимных хозяев, за гостей из столицы, за научно-технический прогресс и НТР, – и народ повылезет из-за стола и отправится курить и решать свои попутные кулуарные дела. Подвалил к брюнетке, представился: «Меня зовут Юрий, я корреспондент журналов «Смехач» и «Красный огонёк», можете дать мне интервью?» – «А я Валентина, спецкор газеты «Советская промышленность», поэтому интервью я вам не дам, а, скорее, сама его у тебя возьму». И сразу, с первых же слов, с первого взгляда его потянуло к ней настолько неудержимо, что он подумал: у нас с ней что-то будет. И, о да, как же я хочу, чтобы у нас с ней что-то было!

Вообще-то тоненькое обручальное кольцо, купленное им на собственные деньги вместе с более толстым Машиным, Юрий всегда носил. И в командировках тоже. А тут – как чувствовал (а, может, и впрямь чувствовал?): снял его и оставил в тумбочке в своём номере. Сохранилась, правда, на пальце полосочка, но она была почти незаметная, и он надеялся, что новая знакомая её не углядит, по крайней мере, в первый момент.

Валентина выглядела старше него, более опытной и раскованной. Оставив не у дел предназначенную ему местную комсомолочку, Юра немедленно перебрался к новой знакомице. Хорошо понимая, что возможный его успех прямо пропорционален количеству выпитого ею, он подливал и подливал Валентине. Слава богу, она не чинилась и не кокетничала, а пила водку. Когда банкет подходил к концу, они оба изрядно нагрузились. Разумеется, Иноземцев пошёл проводить её до номера, прихватив с собой недопитую бутылку «Посольской» и пирожки. «Нет-нет», – сказала она, когда он попытался её обнять. Потом они продолжали пить в её номере, и Валентина спросила: «А ведь ты женат?» И он признался, что да, а она сказала: «Вот чёрт, как же мне везёт на женатиков, даже такой молодой, как ты». Потом принялась рассказывать о себе: как приехала покорять Москву из своего областного центра, как училась на вечёрке на журфаке и работала учётчицей писем, как пробивалась в своей газете. Он же был немногословен, лишь подливал ей и добился-таки своего: они заснули в одной постели. А на рассвете он проснулся от её вопроса: «Эй, ты кто?» – а когда стал объяснять, она рассмеялась и сказала, что пошутила. И он снова любил её, и секс с ней не шёл ни в какое сравнение с упражнениями с Машей: Валентина была уверенной, сильной, раскованной и ненасытной. И только ближе к полудню вытолкала его из номера: «Иди к себе, мне надо поспать».

А когда он часа в четыре дня, приняв душ и выбрившись, снова заявился к ней, номер был пуст, и в нём шуровала одетая в синий халат нянечка, прибиралась.

Юра бросился вниз. На вахте ему сказали, что постоялица из номера люкс шестьсот четырнадцать выписалась и съехала. «Давно?!» – «Минут сорок назад. Уехала на автобусе в Выборг, с вещами».