— Тихо-тихо, все будет хорошо, ну чего же ты испугалась. Да, лекарство горькое, зато действенное и годами проверенное, а я тебе после лекарства дам конфетку. Ты же любишь конфетки? Все красивые девушки их любят. Тааак, а теперь тихонечко ложимся и не воюем с собственным директором… меня, между прочим там ждут. И не только адепты, к сожалению, но и те у кого может не хватить терпения дождаться, и хватит наглости озаботить мой дом явлением незваных гостей.

Но у некоторых тут наглости хватает!

— Послушайте, — я сделала попытку вырваться, едва меня на постельку уложили, — я вполне способна дойти до лекарей и там тоже есть проверенные лекарства, правда-правда, и даже сладкие!

Черные глаза члена ордена Бессмертных полыхнули огнем, после чего спорить у меня пропало всяческое желание, зато у магистра почему-то появилось желание покомандовать:

— Лежать! — и я вытянулась на шелковом покрывале, испуганно глядя на его глаза, потому как кому как не мне знать, на что способны Бессметные. Но стоило лорду Тьеру заметить мой испуг, как выражение его лица мгновенно изменилось и с неожиданно доброй улыбкой, мне негромко пояснили: — В аптеках к лекарству не дают конфеты.

Я все еще с ужасом смотрю на магистра, он же добавил:

— А если тортик?

Молчу.

— Пирожное?

Продолжаю потрясенно молчать.

— А вы привереда, адептка Риате, — грустно произнес лорд директор, после чего все так же мягко уговаривая, потянулся к моей ноге, — а сейчас мы разденемся, да?

— Нет! — психанула я.

— А я сказал — да! — рявкнул он.

Рывок. Мое пальто оказалось без пуговиц, а лорд директор застыл, и неожиданно пробормотал:

— Потом пришью обратно.

Хоть бы у меня был обморок! Хоть бы раз этот самый обморок произошел в нужный мне момент, хоть бы…

— Нет, не пришью, — начиная развязывать шнурки на моих ботинках, сообщил лорд Тьер, — не умею, если откровенно.

И тут я выдала народную истину:

— Не умеешь — не берись!

— Да, — мрачно глядя на меня, произнес лорд Тьер, — в вашем случае, адептка, молчание действительно золото.

Я ответила полным согласия «Апчхи».

Директор улыбнулся, и снял с меня сначала ботинки, а потом и:

— Не надо! — вскрикнула я, пытаясь подскочить на постели, и не позволить лорду Тьеру стянуть с меня чулки.

Но уже в следующее мгновение я была готова раздеться сама, лишь бы не видеть судорогу ярости, искривившую лицо магистра. А затем стало ясно, отчего у лорда директора звание Первого меча империи — двигался он молниеносно! Я только и успела ощутить, как меня одной рукой схватили за шею и подняли, а когда вновь обронили на постель, из одежды оставалась только рубашка!

— Платье зашивать не буду! — рявкнул взбешенный мужчина испуганной до дрожи мне. — В любом случае у вас с сегодняшнего дня введена новая форма!

Краем глаза проследила за медленно опадающей изорванной тканью и платья и чулок, сильно пожалела, что не упала в обморок… у темных изнасилование бессознательных не практикуется, мы не светлые.

— Под одеяло! — скомандовал магистр.

И я даже подчинилась, пряча голые ноги.

— Хорошая девочка, — выразил одобрение лорд директор и метнулся к высокому шкафу, окутанному видимой черной паутиной сильнейших охранных заклинаний.

Вернувшись, лорд Тьер уже отсчитывал дозу лекарства, стекающего на подставленную серебряную ложечку:

— Для меня двадцать капель, для вас… — быстрый оценивающий взгляд, — достаточно шести. Открывайте ротик, адептка.

Открыла. Пожалела, едва горькая гадость потекла, обволакивая, по моему горлу. Может там и было всего шесть капель, но по ощущениям целый кувшин. Я, резко села, закашлялась.

— Тихо-тихо, — лорд Тьер присел на край постели, придержал меня за плечи, — знаю, что не приятно, но нужно потерпеть.

Отвечать возможности не было — вязкая гадость, казалось, заполнила не только рот, но и все горло.

— Шшш, — продолжали меня успокаивать. — Не то, что вы привыкли получать у лекарей, адептка, но, несомненно, действеннее. А теперь спать.

И меня бережно уложили, после накрыли одеялом и поднялись, чтобы уйти. И никакой конфетки! Впрочем, съесть ее я все равно не успела бы, так как начала проваливаться в сон мгновенно, прислушиваясь к отдаляющейся речи магистра Тьера:

— Дара, прибери здесь.

И безэмоциональный вопрос:

— Полная иллюзия?

— Превзойди себя!

Услышать что-либо еще не удалось — я провалилась в сновидение, такое же вязкое как странное лекарство, такое же теплое, как постель лорда директора, и столь же черное, как и его глаза…

* * *

— …нет, тут все-таки что-то есть… — задумчивый мужской голос заставил вздрогнуть и проснуться.

— Например? — кокетливо ответил голос женский, причем я точно была уверена, что принадлежал он тому возрожденному духу смерти.

— Все идеально, — продолжал мужской голос, — и я бы даже поверил, но… здесь запах девушки, а ты, моя прелесть, несмотря на изумительное соответствие живым, все же только «почти», но совсем не девушка. Запах, Дара, вот оно твое маленькое упущение. И возникает вопрос, — эти воспитательные нотки в голосе сразу обозначили говорящего — магистр Эллохар, — так вот вопрос, Дара, кого здесь прячет Тьер?

— «Прячет»? — насмешливо переспросила дух смерти.

— Хорошо, — покорно согласился специалист по этой самой смерти, — пусть будет «скрывает»?

Диалог выходил занимательный, и стал еще занимательнее, после насмешливого вопроса Дары:

— А вы действительно полагаете, что лорд Тьер должен что-то «скрывать» в своем собственном доме, на территории своей собственной академии?

Тихое гневное и угрожающее рычание, весьма несоответствующее образу директора школы Искусства Смерти, но его перекрыл спокойный чуть насмешливый голос Дары:

— Лорд Эллохар, начнем с того что момент с моим убиванием уже присутствовал в наших отношениях и вы не справились даже тогда, когда я была уязвима, не подействуют ваши угрозы и сейчас. Что касается ваших подозрений — они беспочвенны.

— А врать ты так и не научилась, — задумчиво протянул магистр.

— Мне сообщить лорду Тьеру о вашем визите? Мне казалось, вы цените ваши дружеские отношения, — пародируя задумчивый тон Эллохара, протянула Дара.

Тишина.

Осторожно приоткрыв глаза, узрела стоящих на входе в спальню магистра и полупрозрачного возрожденного духа смерти, который преградил ему путь. Но, несмотря на явное противостояние, границы дозволенного не пресекал ни один.