Быстрые шаги по лестнице, на второй этаж, заплаканные глаза бывшей свекрови, нервный Доронин, и я, стоящая в углу коридора, лишняя здесь, как бельмо на глазу. Отступаю, понимая, что нужно уйти. Это не моя жизнь, я чужая, и до моего появления все было гораздо-гораздо лучше.

Касаюсь ручки двери, чтобы выйти к лестницам, но Анна, появившаяся за моей спиной, сдерживает, сжимая локоть.

- Ты ему нужна, - почти шепотом, - не уходи, - оборачивается к Сашке, - поддержи, ему тяжело.

Опускаю руку, кротко кивая. Пересекаю разделяющее нас расстояние, присаживаясь рядом, боязливо сжимая Доронинскую ладонь.

- Все будет хорошо, Саш.

Доронин

Мандраж, дикий мандраж от одолевающих мыслей. Самых ужасных, бередящих душу и разрывающих на куски сердце. Мамин звонок стал спусковым крючком вереницы происходящих в последнее время событий. Слишком много, слишком много всего произошло за это время. Упираюсь затылком в прохладную стену, прикрывая глаза.

Вдыхаю запах Маринкиных духов, крепче стискиваю изящную ладонь и не хочу шевелиться.

- Александр Николаевич.

Голос, врывающийся в размышления, раздражает.

- С мальчиком все прекрасно. Он больше испугался, чем пострадал. Сотрясения нет, просто ушиб. Мы не видим смысла оставлять его в больнице.

- Хорошо, - поднимаюсь, выпуская Маринину руку, - вас отблагодарят, - киваю, отвечая на рукопожатие. - Можем забирать?

- Да.

Дома чувства достигают апогея. Мысли разъедают и так почти расшатанный покой. Переворачиваю страницу какого-то непонятного журнала, попавшегося под руку. В доме тихо. После произошедших событий все разбрелись по спальням. Мама ни на шаг не отходит от Даньки и говорит: недосмотрела. Конечно, недосмотрела она, когда он был с нянькой. Это был первый раз, когда я действительно испугался за сына, раньше такого не случалось. Он шебутной, но за четыре года его жизни мы ни разу не срывались среди ночи в травму. Какие-то доли секунды после сообщения матери о том, что Даня в больничке, я подумал о самом худшем. По спине прошелся поток ледяного пота, а морозная дрожь завладела телом. Если бы с ним случилось что-то страшное, я бы себе этого не простил, никогда…

Отталкиваюсь от стола, вытягиваю руку к стоящей на кофейном столике бутылке, замирая в этом состоянии на несколько секунд. Сжимаю пальцы в кулак.

Минуя второй этаж, переступаю сразу через две ступеньки на третий. Долго слоняюсь из стороны в сторону, курю, неоднократно возвращаясь к двери Маринкиной спальни. Самолет утром. Утром у нее самолет.

Заношу кулак и в какой-то комичной нерешительности очень быстро, словно меня подгоняют, убираю руки в карманы. Возможно, глубоко внутри я хочу сделать этот шаг, но здесь и сейчас я прекрасно понимаю последствия. Этот разговор ничего не даст, а лишь все усугубит. На пару часов откинет назад во времени, а после с размаху шаркнет мордой об пол.

«Это никому из нас не нужно», - мысленно успокаиваю свою трусость.

Разворачиваюсь и спускаюсь к себе. Несколько раз выхожу на балкон, курю.

Тихий стук в дверь становится неожиданностью. Пересекаю спальню и тяну ручку на себя. То, что вижу за порогом, пугает и радует одновременно. Маринка делает небольшой шаг мне навстречу, отхожу в сторону, стараясь ее не касаться. Если дотронусь, весь самоконтроль полетит к чертовой матери.

- Ты как? – плотно прикрывает дверь и делает несколько шагов до стоящего в углу кресла.

- Нормально.

- Хорошо. Я на самом деле не знаю, зачем сюда пришла. Лучше пойду…

Баженова поднимается и хочет уйти. Я вижу это в ее глазах.

- Спокойной ночи.

Она уже отвернулсь. Прошла мимо, почти дотянулась до ручки двери. Еще пара секунд, и она уйдет. Не думая, едва успеваю сжать ее предплечье. Не сильно, но ощутимо тяну на себя. Марина вздрагивает, резко поворачивает голову и впечатывается спиной в мою грудь.

Крепче стискиваю ее острые плечи, втягивая тонкий шлейф духов. Касаюсь губами ее виска, прикрывая глаза. Марина не шевелится, словно не дышит. В ней бушует протест и тотальная сосредоточенность на моменте. У нее холодные пальцы, чувствую это, сжимая ее руку в своей.

Внутри все горит огнем. Потребность в ней достигает необъяснимого словами максимума, когда ты действуешь лишь на рефлексах, полностью утопая в данном, стоящем рядом с тобой человеке.

Маринка медленно высвобождается, поворачиваясь ко мне лицом, упирается ладонями в грудь, смотрит своими огромными, широко распахнутыми глазищами в мои. А вокруг тишина, ничего не происходит. Есть только она. Ее бушующие, словно море, серо-голубые глаза. К ней хочется прикоснуться, заключить в объятия, чтобы навечно оставить рядом с собой. Она – болезнь. Я слишком давно это выяснил. Она – зависимость, что-то неподдающееся объяснению. Все только на уровне чувств.

Провожу ладонью по ее щеке и ниже, поддевая пальцами лямку майки, стягивая ту с плеча. Белая кожа покрывается мурашками, мне кажется, что я слышу ее сердцебиение. Отчетливо, словно это мое собственное, а вокруг тишина и лишь ее лицо перед глазами.

- Саш…

Ее голос в дымке тумана, который уже давно затмил разум. Прикладываю указательный палец к ее губам, а после, зафиксировав ладонь под ее шеей, притягиваю к себе. Целую. Нет, скорее, просто прижимаюсь своими губами к ее, все еще чувствуя напряжение каждой мышцы в ее теле. Она натянута словно струна, лацканы моего пиджака стиснуты под ее кулаками, а зрачки похожи на блюдца.

- Без тебя плохо.

- Нет, - шепчет в мои губы, - без меня лучше.

- Кого ты в этом убеждаешь, меня или себя?

Точка невозврата уже пройдена. Сумасшествие, настоящее, ощущаемое всеми органами чувств.

Целую. Да, именно так, как мне этого не хватало. С напором, всепоглощением, когда есть только она и я. Осязаю ее прикосновения – горячие, жадные, сводящие с ума. А в голове пролетает вся жизнь. Непомерное и такое далекое счастье, оно у нас было, жило внутри наших душ и засохло, как комнатный цветок, который перестали поливать ленивые хозяева.

Эмоции на пределе. Пульс зашкаливает от прошлых ощущений, умело сплетающихся с настоящими. Она рядом, близко. Кожа к коже.

Увлекаю за собой, быстро снимая с нее черную майку. Оголяя плоский живот и полную, все еще спрятанную под гладким бельем грудь. Марина вздрагивает от прикосновений, огибая руками мою шею, приподымается на мыски, заглядывая в глаза.

- Доронин, - закусывая губу, - я боюсь.

- Меня?

Отрицательно качает головой.

- Себя…

- Не бойся, - приподымаю ее над полом, позволяя стройным ногам себя опоясать.

Сделав шаг назад, присаживаюсь на кровать. Марина заводит руки за спину, расстегивает крючки бюстгальтера и медленно высвобождает плечи из бретелек.