– Не то слово, Драко, не то слово, – вздохнул Ниптолеум.

– Кстати, ты в курсе, что у тебя тут был гость? – озабоченно принюхался Драко.

– Какой еще гость? – удивился Ниптолеум.

– Незваный, Ниптолеша, незваный, – покачал головой Драко. – И очень неприятный и опасный. У тебя ничего не пропало?

– Скорее появилось, – мрачно сказал Ниптолеум. – Злые чары, черное колдовство и наложенное на наследника заклятье.

– Ну, значит, вы еще легко отделались, – покачал головой Драко.

– Легко?! Что ты такое говоришь?! – уставился на него Ниптолеум.

– Говорю потому, что, похоже, я знаю, кто у тебя побывал, – тяжело вздохнул Драко. – А, значит, дела наши очень плохи.

– Неужели все так плохо? – тихо спросила Катя.

– Гораздо хуже! Хуже некуда! – оптимистично заявил Драко.

Но увидев вытянувшееся лицо Кати, подмигнул ей и улыбнулся:

– А когда хуже некуда, значит, есть куда лучше!

– Узнаю старину Драко! – похлопал его по крылу Ниптолеум. – Для него чем хуже, тем лучше. И тем интереснее.

И поинтересовался у Драко:

– Это же ты как-то сказал: «Нет смысла искать выход из ситуации, в которой он есть»? И тут же добавил: «Гораздо интереснее искать выход из безвыходной ситуации. В которой его нет. А на самом деле он там есть».

– Было дело, – смущенно потупился Драко.

– Ну, тогда будем искать, – деловито сказал Кузьмич, засучивая рукава…

А вот у Гоши ситуация действительно была безвыходная. С какой стороны ни посмотри. Уже отправившись в свое безумное путешествие, Гоша, похоже, пришел в себя и понял, какую страшную ошибку он совершает. Но менять что-либо было уже поздно. Потому что Игогоша закончил свой почти мгновенный полет к замку Люциуса. Где Гошу уже ждали.

Причем ждали не с гостеприимно раскрытыми объятиями. А совсем даже наоборот.

Гоша с Игогошей беспомощно висели в воздухе под потолком кабинета Люциуса. Сам же Люциус с самодовольным видом развалился в кресле и, подняв глаза, с интересом разглядывал Гошу. В углу кабинета клубилась какая-то неясная серая фигура, тихонько наигрывавшая что-то на своей дудочке. И эта незатейливая мелодия странным образом вызывала в Гоше безотчетный ужас. И все внутри него противилось этой коварной мелодии, словно пытавшейся подчинить его волю, да и всего его самого.

– Как ты изменился, племянничек! – издевательски хохотнул Люциус. – Кожа да кости! Точнее, одни кости. Наверное, мало каши ел. Видели бы тебя твои родители! К счастью, я избавил их от этого жалкого зрелища.

Гоша попытался что-то ответить, но не смог. Мелодия, лившаяся из угла кабинета, словно сковала его, не давая двинуться и даже что-либо сказать. А Люциус продолжал наслаждаться своим положением:

– Посмотрел бы ты на себя со стороны, племянничек! Жалкое зрелище. Душераздирающее зрелище. Разве таким должен быть настоящий король? Настоящий король – это я!

Люциус поднялся с кресла и гордо посмотрел в Зеркало. Но Зеркало ничего не отразило.

– Опять ты за свое! – гневно замахнулся на него Люциус. – Я тебя простил за твое предательство. Но это было в последний раз. Еще раз ослушаешься, разобью!

После чего Зеркало неохотно отразило Люциуса. Люциус самодовольно улыбнулся и снова обратился к Гоше:

– А ты, хоть и вырос, племянничек, но совсем не повзрослел. Все в лошадки играешь. И в какие-то совсем уж дурацкие…

Люциус презрительным взглядом окинул Игогошу. В ответ Игогоша возмущенно за-ржал. Люциус усмехнулся.

– Что ж, пора с этим детством кончать и начать наконец взрослеть, – притворно вздохнул он. – И я как родной дядя, так и быть, помогу тебе в этом. Так сказать, по-родственному.

Он лениво хлопнул в ладоши. Тут же, словно из-под земли, перед ним вырос запыленный и запыхавшийся начальник дворцовой стражи. Судя по его виду, он только что вернулся из своего довольно-таки бесславного похода по пустыне в поисках Потерянного Города.

– Значит так, лошадь сжечь, а моему племяннику воздать королевские почести, достойные наследника престола, – начал отдавать указания Люциус. – То есть казнить его по первому разряду. Хотя нет, по высшему разряду! Ведь для родного племянничка ничего не жалко! Выполнить немедленно. Все понятно?

– Так точно, вашество! – козырнул начальник дворцовой стражи и щелкнул каблуками.

И его сразу же окутало густое облако пыли. Начальник дворцовой стражи и Люциус закашлялись. Не сумела сдержать кашля и туманная фигура в углу. Мелодия дудочки начала запинаться и внезапно прервалась. Что привело к очень странным и непредсказуемым последствиям…

– Значит, так… Две жабы, только что выловленные из болота; три таракана; клочок шерсти вервольфа; пять пауков, наевшихся мух до отвала; три луча лунного света; пучок болиголова; комар, в полночь напившийся крови молчаливой бабки Леноус, живущей за курганом; первый крик новорожденного; шкурка змеи, укусившей кролика, лапку которого тоже кидаем сюда; икра свежая, лягушачья и… что же еще? Что-то еще надо было… О-хо-хо… Старость – не радость! Память совсем девичья стала. А, вспомнила! Десять капель крови утопленника, утонувшего в полнолуние! Где они у меня? Вот где! Сюда их, родимых, сюда! Супчик получится что надо! Пальчики оближешь!

Старая ведьма с растрепанными седыми космами, выбившимися из-под косынки, бегала вокруг котла, невнятно бормоча все, что было написано выше, и бросая названные ингредиенты в кипящее варево. Затем подмела пол и этой же метлой тщательно перемешала содержимое котла, назидательно приговаривая при этом:

– Без свежей пыли с пола вкус у супа совсем не тот будет. И навару никакого. А нынешняя молодежь никакого понятия о настоящих супах не имеет! Что же это за суп из сушеных лягушек, просто залитых кипятком? Надо же до такого додуматься! Это же не суп, это просто позор какой-то! Никакого понятия о невкусной и противной пище! Тьфу!..

И ведьма в сердцах плюнула в котел.

– Чуть не забыла! – спохватилась она. – Хорошо, что вовремя вспомнила. Ведь без этого плевка супчик не удался бы. Ибо, как гласит «Поваренная книга ведьм»: «Заключительный плевок в суп должен быть сделан с чувством, с толком, с расстановкой. И с глубоким смыслом. Иначе ваш суп потеряет индивидуальность и станет заурядным блюдом простолюдина».

– Не плюй в суп, старая ведьма! Плохая примета, – неожиданно проговорило кипящее в котле варево и растянуло непонятно откуда появившийся в нем рот в широкой улыбке.