– Увидимся вечером, Изабелл, – только и сказал Дэвид. У нас намечался торжественный ужин по случаю дядиного приезда.

Надо сказать, я совершенно забыла про этот ужин, и если бы вспомнила пораньше, то уж точно улизнула бы из дома под благовидным предлогом. Не хватало мне только участвовать в баталиях между дядей и сестрой! Но, как и я опасалась, остаться в стороне от их войн не удалось никому.

Я приехала домой рано и увидела Рэй в гостиной. Та сдирала оберточную бумагу с коробки из местного магазина электроники. Внутри оказалась цифровая видеокамера последней модели. Вообще-то у Спеллманов еще не было такого современного оборудования, но родители поднатужились и сделали своей тринадцатилетней дочери дорогой подарок, хотя до дня рождения и Рождества было еще далеко.

Итак, Рэй сидела в ворохе пенопласта, картона и целлофана, а я сверлила родителей пытливым взглядом налогового агента и терпеливо ждала, пока они это заметят. Папа с мамой на меня не смотрели, прекрасно зная, о чем я думаю. Тогда я подошла к отцу.

– Ни слова, Изабелл.

– За молчание платишь?

Он погрустнел, похоже, вообразив бесконечную череду взяток и подарков. Вообще-то я пошутила, но хотелось немного подержать его в напряжении.

– Что ж, ты вправе требовать. Сколько?

– Не парься, пап, я шучу. Но должна сказать…

– Умоляю, Изабелл, ничего не говори!

Выполнить его просьбу без моральной подготовки было очень трудно, поэтому я взяла пиво и плюхнулась на диван рядом с дядей Рэем, который в это время листал телеканалы и заботливо угостил меня крекерами с сыром. Когда на экране появились знакомые персонажи из сериала «Напряги извилины», я попросила его остановиться.

Макс[6]и агент 99, переодевшись во врача и медсестру, проникли в санаторий Харви Сатаны.[7]

– Расскажи, что тут к чему, – попросил дядя Рэй. В отличие от меня, у него в мозгу не отпечаталась каждая серия.

– Агенты ХАОСа[8]похитили доброго босса и требуют выкуп. Эх, мы пропустили сцену, где Макс пользуется семью разными телефонами: телефоном-туфлей, телефоном-бумажником, телефоном-очками, телефоном-галстуком, телефоном-платком и… Последний не помню.[9]

– А почему босс сидит в шкафу? – удивился дядя.

– Это не шкаф, а холодильник.

– Тогда почему он сидит в холодильнике?

– Врагам нужно понизить температуру его тела, чтобы сделать операцию на мозге и получить контроль над его разумом.

– О'кей. Теперь все ясно, – сказал дядя, забрав у меня тарелку с крекерами.

Началась реклама, и он сделал вид, что страшно интересуется новым средством от прыщей.

– Думаешь, коротышка ко мне привыкнет?

– Да, со временем все уладится. Когда-нибудь.

– Надеюсь. Я даже свою счастливую рубашку надел.

– Вижу.

Счастливая рубашка: вылинявшая гавайская рубашка с короткими рукавами, которую дядя носит уже почти двадцать лет. Раньше он надевал ее только по особым случаям, как то: Суперкубок, чемпионат США по бейсболу, решающие матчи. Изредка ее можно было заметить на свадьбах или в казино. Однако последнее время дядя почти из нее не вылезал.

За ужином вся семья старалась не обращать внимания на злобные взгляды Рэй. Дэвид разговаривал с папой о работе, а мама иногда снимала общее напряжение, направляя его в другую сторону.

– Милый, может, тебе уже хватит мяса? – спросила она отца, когда тот потянулся за второй порцией ростбифа.

Папа положил себе еще два кусочка и ответил:

– Вот теперь хватит.

– Кажется, доктор Шнайдер посадил тебя на диету.

– Ага, – кивнул Альберт.

– Ну и как?

– Отлично.

– Ты сколько-нибудь сбросил?

– Вообще-то да.

– Сколько? – вопросила мама.

– Фунт! – похвастался отец.

– Ты сел на диету месяц назад и сбросил всего один фунт?!

– Врачи считают, что лучше сбавлять вес медленно и верно.

– Правильно. Но такими темпами ты похудеешь к своей смерти!

– Оливия, хватит мною командовать.

– Покомандуешь тобой!

Поскольку ни один семейный ужин не обходился без подобной перебранки, мы спокойно жевали, не обращая внимания на родителей. Но потом дядя Рэй допустил фатальную ошибку: обратился к моей сестре.

– Рэй-Рэй, передай картошечки, – сказал он.

Та и ухом не повела. Мама подождала с минуту, видимо, молясь, а потом решила вмешаться:

– Милая, дядя Рэй попросил тебя передать картошку.

– Нет, он попросил Рэй-Рэй передать ему картошку, а я такой не знаю! – огрызнулась сестра.

Я протянула руку через стол и, пихнув Рэй, взяла блюдо с картошкой. Передала его дяде.

– Меня зовут Рэй. Всего одно «Рэй». Не два. Одно.

– Сколько можно ворчать, а? – не выдержал дядя.

– Сколько можно носить эту рубашку?

– Не смей говорить о моей рубашке!

– Что, обидится?

– Просто ничего не говори. Не хватало ей твоего негатива!

Мой брат, адвокат, корпоративный посредник, который зарабатывает четыреста долларов в час, свято верит: любое разногласие можно решить. Если две стороны захотят понять друг друга, они обязательно договорятся. Как глупо с его стороны! В такие минуты мне кажется, что Дэвида подменили в роддоме.

– Дядя, расскажи ей про рубашку. Может, она поймет, – предложил братец.

– Ни за что.

– Или ты сам расскажешь, или придется мне, – пригрозил Дэвид, зная, как его слова действуют на людей.

– У тебя не получится как надо.

– Валяй, я слушаю. – Рэй скрестила руки на груди.

Дядя немного подумал, прочистил горло, выдержал торжественную паузу и начал:

– 22 января 1989 года. Двадцать третий Суперкубок, счет 16:13 в пользу «Цинциннати бенгалс». На часах осталось три минуты двадцать секунд. «Форти-найнерс» делают пять пасов подряд, мяч оказывается на 35-ярдовой линии. Задержка. Мяч возвращается на десять ярдов, но «Форти-найнерс» передают его на 27-ярдовую линию. Тайм-аут. Монтана делает пас Тейлору в зачетную зону. На мне эта рубашка. 2 июня 1991-го, Оук Три. Я ставлю сто баксов на Печальную Леди. Почему? Понятия не имею. Просто взбрело в голову поставить на лошадь, у которой мало шансов. Печальная Леди делает Серебряную Стрелу на последнем участке дистанции. Выплата 36:1. На мне эта рубашка. 3 сентября 1993 года. Я захожу в закусочную купить лотерейные билеты и вспугиваю грабителя. Он выпускает в меня всю обойму, прежде чем я успеваю достать пушку и подстрелить его. На мне ни царапинки. Никто не погиб, у грабителя пулевое ранение. На мне эта рубашка.