– Проша! – радостно промолвила девушка, выронив корзину из рук. – Очам не верю! – Она повисла у Прохора на шее, легкая и трепетная.

Прохор усадил Милаву на скамью, сам сел рядом и тут же закидал ее вопросами о своей сестре.

– Я с прошлой осени живу в Сарае, в доме одного богатого фряга, все это время занимаюсь поисками Настасьи, – молвил он. – Но все пока без толку!

Милава поведала Прохору о том, как татары привезли ее в Сарай, не единожды надругавшись над нею еще в пути, как всех невольниц, захваченных татарами в том набеге, за плату передали торговцам рабами.

– Меня купил фряг Козамо, – утирая слезы, рассказывала Милава, – Янку купил какой-то мясник, мордастый и страшный. Нас с нею продали в первый же день. С той поры я и живу здесь, – печально вздохнула Милава. – Я же младенчика родила два месяца тому назад, но, к несчастью, мертвого…

– Над Настасьей нехристи тоже надругались? – дрогнувшим голосом спросил Прохор.

– Настасье повезло, ее взял себе знатный татарин, самый главный в том отряде, – ответила Милава. – Настасью не трогали по пути сюда. А здесь мы с ней расстались еще при въезде в Сарай. Тот эмир увез Настасью и еще одну пленницу к себе домой. Вот и все, что я знаю.

– Что ж, это уже кое-что, – промолвил Прохор, обняв Милаву за плечи. – Не плачь, горлинка моя. Вот разыщу Настасью и сразу на Русь подамся. Тебя тоже заберу с собой.

– Козамо не отдаст тебе меня, – прошептала Милава, сдерживая слезы. – Он хочет увезти меня на свою родину, в город, где вместо улиц каналы и протоки. Люди там не по земле ходят, а плавают в лодках.

– А я выкраду тебя, и будет тогда кривоногий Козамо локти себе кусать! – усмехнулся Прохор, подмигнув Милаве.

В этот миг Прохор показался Милаве самым сильным, самым смелым и самым красивым на свете! Это же надо осмелиться приехать в басурманский Сарай и пытаться отыскать плененную татарами сестру среди скопища живущих здесь чужеземцев!

Джироламо собрал в своем доме всех живущих в пригороде Сарая генуэзских и венецианских купцов по очень важному делу.

– Мамай намерен этим летом двинуться на Русь, – объявил гостям Джироламо. – Для усиления своей пехоты Мамай нанял наемников в Кафе и Тане. Наемники уже находятся в пути сюда, наши собратья-купцы предоставили им свои корабли. Наемники пройдут на судах до излучины Дона, там выгрузятся на сушу и степью выйдут к Волге. Нам надлежит причалить на своих судах к волжскому берегу близ городища Сарыгач, взять на борт наемный отряд и доставить его к городку Увек, где разбит стан Мамая. За эту услугу Мамай обещает нам щедрую плату.

Купцы оживленно загалдели. Это известие не могло не радовать их: набег ордынцев на Русь обещает им поживу в виде невольников, трофейного оружия и снаряжения, самых разнообразных товаров, которые достанутся им почти даром.

– Сколько понадобится кораблей? – спросил Козамо. – Какова численность наемного отряда?

– Из Кафы выступило три тысячи генуэзцев, из Таны – восемьсот венецианцев, – сказал Джироламо. – Значит, из расчета по сорок воинов на судно потребуется около ста кораблей.

– Сколько обещает заплатить Мамай? – раздался голос Луко Донато, самого богатого из здешних фряжских купцов.

– Мамай готов платить по двести динаров за каждый нагруженный наемниками корабль, – ответил Джироламо.

– Имеется в виду палубный корабль, брат? – уточнил торговец Бернардо Вакко, доводившийся двоюродным братом Джироламо.

– Ну, разумеется! – прозвучал ответ хозяина дома. – Малые суда в расчет не принимаются. Не пытайтесь обмануть Мамая, друзья мои.

На какое-то время гости примолкли, мысленно высчитывая барыш, каждый исходя из своих возможностей; у кого-то имелось три судна, у кого-то пять судов, а у таких, как Луко Донато, кораблей было больше десятка.

На эту встречу с Яниной Настасья не шла, а летела на крыльях. Она пришла на условленное место на улице Медников, когда Янины там еще не было. Настасья прислонилась плечом к древнему карагачу, укрывшись в густой тени его ветвей от палящего солнца.

Напротив была харчевня, из раскрытых дверей которой доносился дразнящий запах горячих лепешек и мясного кебаба. В харчевню заходили люди, другие выходили из нее; здесь всегда было довольно многолюдно.

Наконец Настасья увидела знакомую фигуру в длинном белом платье, с голубым повоем на голове. Янина шла по улице со стороны базара. Когда она поравнялась с харчевней, Настасья окликнула ее.

Янина пропустила скрипучую двухколесную арбу, запряженную парой мулов, затем пересекла улицу и подбежала к Настасье. Подруги обнялись и расцеловались, они не виделись четыре дня.

На последней встрече Настасья передала Янине несколько серебряных монет и золотое ожерелье на необходимые расходы для Ропши. Теперь Настасья с нетерпением ожидала услышать от подруги, удался ли продуманный Ропшей замысел побега.

– Все гладко прошло! – молвила Янина, не пряча радостных глаз. – Необходимую одежду я купила. Ропша смотрелся в ней, как вылитый татарин! Коня мы покупали вместе с ним. Еле-еле выторговали неплохую лошадку, правда, без подков. На еству денег уже не хватило, но я снабдила Ропшу лепешками и сушеной рыбой из запасов моего хозяина, дня на четыре ему хватит. Три дня тому назад проводила я Ропшу в дальний путь. Теперь-то он уже далеко, соколик наш!

– Как же Ропша от хозяина своего ускользнул? – спросила Настасья.

– Туган-бей с выгодой табун продал, ну и подзагулял малость у родни своей, – усмехнулась Янина. – Оставил слуг и рабов без догляду, мол, решил, все равно никуда не денутся в чужом-то городе. Небось ныне у Туган-бея голова не с похмелья болит, а от заботы, где ему искать Ропшу.

– Слава богу! – облегченно произнесла Настасья. – Я же за эти дни и не спала толком, все думала о вас с Ропшей. Тревога меня так и грызла! Ну, я побегу, Янка. Я же ненадолго у хозяев отпросилась.

Подруги еще раз расцеловались и расстались, уговорившись встретиться опять на этом же месте через три дня.

Настасья шла по узкой улице, погруженная в свои радостные мысли. Она старалась держаться в тени длинного глинобитного забора, за которым звучали то звонкие голоса татарок, то детский смех, то лай собак. Теплый ветер шелестел листвой тополей и карагачей, насаженных во дворах; громко галдели воробьи, целыми стаями перелетая с одной плоской крыши дома на другую.

Настасья дошла до знакомого поворота, но свернуть за угол так и не успела. Сзади ее настиг быстрый топот копыт, чьи-то сильные руки подхватили Настасью и перебросили через седло. Настасья испуганно закричала, но ей завязали рот и глаза какой-то длинной мягкой тряпкой, очень похожей на чалму. Захвативший Настасью наездник громко гикнул, понукая коня, и помчался галопом по улицам Сарая, делая частые повороты и злобным криком разгоняя прохожих.